Возбуждение смело прочь небрежную ленцу. Ворон встал, прошелся по комнате.
- Я уже был бы королем! Уже! Если бы не эти идиоты... так провалить покушение! Так опозориться! А этот придурок Второй - ну, куда он вылез с предсказанием, раз король еще не умер? Вот Шайса сообразил бы... Что ж, придется Нуртору скончаться во время переговоров. И на третий день траура, как гласит пророчество, время потечет вспять: я напомню всем, что до Вепрей Силураном правили Вороны... И наречет меня Дракон другом своим... наречет, куда он денется! Ему куда выгоднее видеть на троне Силурана меня, чем...
Джилинер оборвал монолог, напрягся. В резной раме исчезли река и корабль. Зеркало, словно окно, распахнулось в непролазную чащу, где могучие дубы и грабы отряхивали последнюю листву на заросли дикой малины и боярышника, среди которых с трудом угадывались очертания полуразрушенной каменной стены...
Лес крепко потрудился над развалинами крепости. Та часть стены, что видна была меж могучими стволами, осела, превратилась в груду камней, полускрытую под слоем мха и мертвых осенних стеблей. Орда захватчиков не смогла бы так расправиться со злополучной стеной, как трава и кусты, что терзали ее из года в год, из века в век.
Корни и ветки не пощадили ни крепостных стен, ни построек, ни обширной площади с мраморной чашей фонтана и солнечными часами. Плющ так густо оплел башни, что превратил их в слепые скалы - не отыскать ни входа, ни окон Кабаны и олени, без страха стуча копытами по выщербленным плитам, заходили в проломы стены, не зная, что ступают по искусно высеченным на камне колдовским знакам, некогда охранявшим обитателей крепости от злобных лесных духов Живое сильнее мертвого: его сила в вечном обновлении. Давным-давно нет на свете оленя, что столетия назад первым рискнул заглянуть в опустевшие человеческие владения, а его дальние потомки каждую весну щиплют здесь молодые побеги крапивы. А статуи, лежащие в этой самой крапиве, никогда уже не поднимутся на свои постаменты. И дождям, которые по высоким стеблям стекают на мрамор и гранит, все равно, что они размывают своими струями лики древних героев или морды зверобогов...
Но было в лесных развалинах нечто такое, над чем оказалось не властно даже Время.
Меж кряжистых стволов и сплетенных ветвей распахнулась поляна. Заросли разбивались о ее края, как волны об утес. Сухие стебли бурьяна остриями вражеских пик бессильно грозили поляне.
На ровных, безукоризненно подогнанных друг к другу гранитных черных плитах была выбита большая звезда с восемью лучами, сплошь покрытая загадочными мелкими значками. Ни один мокрый лист не прилип к гладкой поверхности плит, ни пятна грязи не было на них, словно старательные рабы мыльным раствором отчистили каждый желобок.
Звуки вечернего леса - похрустывание, шелест, ленивая перекличка засыпающих птиц - слились над этими плитами в странную, звонкую, настороженную тишину. Тишину, полную ожидания - долгого, неослабного, напряженного.
Внезапно из этой тишины родился шуршащий голос, в котором не отражались никакие чувства:
- Я слышу. Люди. Двое. Идут сюда. И сразу же тишина рассыпалась возбужденной разноголосицей.
- Люди! Сюда идут люди! Чуткий услышал их!
- Да не шумите, вы... спугнете!
- Спас-с-сение! С-с-скорее!
- Приглядите за Безумцем, чтоб не помешал...
- Все равно ничего хорошего из этого не...
-_ Заткнись, старый глупец! Да где же они?!
-_ Я сказал - тихо!!
И вновь все смолкло. Но тишины уже не было над полянкой: лес огласился приближающимся стуком топоров и неразборчивой бранью на два голоса.
Кусты затрещали. На полянку вывалились двое. Один из них __ патлатый тощий парень - огляделся и возмущенно заявил:
- Ты куда меня завел, придурок? Одни камни остались...
- Люди зря болтать не будут, - озабоченно откликнулся его спутник, верзила с изрытым оспой лицом. - У этих Ночных Магов, говорят, подземелья были битком набиты сокровищами!
- И вот так пятьсот лет они лежат, нас ждут? Небось пошустрее нашлись, все выгребли...
- Захлопни пасть! Всю дорогу ноешь... пришибу тебя, и дело с концом!..
- Стой! - перебил его патлатый. - А это что такое?
- Где?! - оскалился рябой, вскинув топор.
- Да вот... - указал его спутник на плиты с рисунком.
- Тьфу! Я думал, ты впрямь что-то углядел...
- Ты что, дурень, не видишь? Вокруг все заросло, а плиты чистые!
- И хорошо, что чистые. Сейчас тут сядем, перекусим, а потом поищем вход в подземелье. Тут и костер разведем, ночь будет ясная...
- Ох, лучше бы в лес уйти! Говорят, здесь призраки магов до сих пор бродят... все восемь...
- Семь, - поправил патлатого звучный, красивый женский голос.
Рябой, уже усевшийся на край плиты, вскочил, подхватил из травы свой топор и яростно заозирался в поисках той, что заговорила с ним. Патлатый позеленел от ужаса, рухнул на колени и закрыл голову руками.
- Э-эй! - рявкнул рябой. - А ну, выходи, кто тут есть! Покажись!
Раздался смех, совсем не похожий на женский. Очень неприятный смех лязгающий, жестяной какой-то...
- Пощадите нас! - провизжал патлатый, стоя на коленях. Мы сейчас... мы уйдем... и никогда, никогда...
- Уйдете? - отозвался въедливый старческий голос. - Ну уж нет!
У патлатого перехватило горло. Рябой застыл с поднятым топором, глаза свирепо сузились.
Над черной плитой замерцал рой огоньков. Предвечерний воздух сгустился, задрожал, поплыл тонкими полупрозрачными струями, которые сплелись в туманную фигуру. Перед потрясенными людьми возник седобородый старец в длинной мантии. На вытянутом темном лице колючими огоньками сверкали глаза.
- Уйти хотите? - въедливым голосом поинтересовался он. - В Кровавую крепость прийти легче, чем уйти.
Рябой оказался неустрашимым до тупости. Он крепче стиснул топорище и со злым вызовом спросил:
- Ты, что ли, старый козел, меня останавливать будешь? А я сам не уйду. Не для того сюда тащился...
Призрак заколыхался, туманные струи свились в новый узор - и перед глазами смельчака предстала прекрасная женщина, гордая и властная. Темные волосы, невероятно длинные и пышные, спадали ей на грудь и спину, закрывая тело блестящим плащом. Это была ее единственная одежда, но держалась женщина так спокойно и надменно, словно на ней блистала парча королевского наряда.