Показателем растущего интереса в Советском Союзе к проблеме участия Финляндии во второй мировой войне явилось появление ряда книг, изданных в Ленинграде.[242] Характерной их особенностью было широкое использование зарубежных источников и особенно научно-исследовательской литературы Финляндии. Однако не все архивные документы в СССР были доступны для исследователей, поскольку был закрыт ряд весьма важных фондов центральных и местных архивов Советского Союза. Тем не менее новый шаг вперед был сделан. В этих работах содержалась острая критика теории А. Корхонена, и на имеющейся фактической основе доказывалась существовавшая перед войной зависимость Финляндии от Германии.
Кроме этого, в 1988 г. появилась обстоятельная работа «Германия и Финляндия во второй мировой войне», опубликованная в Берлине профессором Манфредом Менгером.[243] По своим концептуальным построениям она была сходной с указанными выше монографиями, изданными в СССР. Но М. Менгер, опираясь на немецкие, финские и доступные ему советские источники, привел убедительные доказательства, что уже в конце 1940 г. «финский внешнеполитический курс на востоке, на западе и на севере шел по определенному гитлеровской Германией пути».[244]
И вот именно на этом рубеже в конце 1980-1990-х годов в результате серьезных изменений, которые стали происходить в СССР, доступ к российским архивным источникам существенно расширился. Это позволило продолжить изучение рассматриваемой проблемы уже на более широкой документальной основе. Между тем характерной особенностью наступившего нового этапа ее исследования было то, что в Финляндии в 1990-е годы интерес исследователей к этому вопросу заметно угасал и чувствовалось очевидное непринятие каких-либо попыток выдвигать иные концепции об участии страны в войне. Показательной в данном случае явилась реакция финской стороны при обсуждении данной проблемы на Конгрессе историков скандинавских стран, который проходил в Тампере в августе 1997 г. Попытка профессора А. С. Кана поставить вопрос о необходимости более объективно подойти к изучению финляндско-германских контактов в 1940–1944 гг. встретила решительные возражения со стороны финских историков.[245]
В целом очевидно, что настало время на основе новых документов, ранее закрытых фондов архивов, а также вводимых в научный оборот важных, но не использованных еще в должной мере источников и литературы продолжить исследование рассматриваемой проблемы. При этом следует сосредоточить усилия на раскрытии тех вопросов, которые до сих пор являются дискуссионными, уделив наибольшее внимание не только германо-финским и финско-шведским отношениям, но и позиции СССР в ходе выработки Финляндией своей линии в 1940–1941 гг.
II. СРАЗУ ПОСЛЕ «ЗИМНЕЙ ВОЙНЫ»
СОВЕТСКО-ФИНЛЯНДСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В НОВЫХ УСЛОВИЯХ
Когда 12 марта 1940 г. в Москве был подписан между СССР и Финляндией мирный договор, положивший конец так называемой «зимней войне», реакция на него в обеих странах и в мире была различной. В Финляндии, в частности, многие испытывали чувство глубокой подавленности. Особенно это проявлялось у более чем 400 тыс. переселенцев с утраченных территорий. Горечь у финского населения вызывало то, что за пределами государственной границы оказались города Выборг, Сортавала и Кексгольм. В стране в день вступления в силу мирного договора были приспущены государственные флаги. «Чувства финнов, — писал финский историк Тимо Вихавайнен, — представляли собой смесь мстительности, гордости и гнева…» В приказе финского главнокомандующего маршала К. Г. Маннергейма от 13 марта содержались многозначительные слова: «У нас есть гордое сознание того, что на нас лежит историческая миссия, которую мы еще исполним…»[246]
Что касалось Советского Союза, то официально с его стороны итог войны оценивался прежде всего с той точки зрения, что удалось отодвинуть границу от Ленинграда и тем самым улучшить условия для обеспечения его безопасности. На проходившем 14–17 апреля 1940 г. в ЦК ВКП(б) совещании высшего командного состава Красной Армии, стенограмма которого вплоть до 1996 г. была засекреченной, Сталин, подводя итог, заявил следующее: «Правильно ли поступили правительство и партия, что объявили войну Финляндии?.. Нельзя ли было обойтись без войны? Мне кажется, что нельзя было. Невозможно было обойтись без войны. Война была необходима, так как мирные переговоры с Финляндией не дали результатов, а безопасность Ленинграда надо было обеспечить безусловно, ибо его безопасность есть безопасность нашего Отечества». Но вместе с тем, подчеркнул он, совершенно очевидно, что усложнилось положение для Финляндии, поскольку «угроза Гельсингфорсу смотрит с двух сторон — из Выборга и Ханко».[247] В Москве надеялись, что Финляндия теперь не примкнет к лагерю противников СССР в условиях разрастания второй мировой войны.
Реакция в мире на подписанный договор была не в пользу СССР. За рубежом писали об этом мире как о жестоком и несправедливом по отношению к Финляндии, поскольку в результате его заключения эта страна потеряла значительные и весьма ценные для себя территории.[248] Более того, западные дипломаты даже отмечали, что для Финляндии мирный договор «настолько неблагоприятный, что финнам придется действовать так, чтобы возвратить обратно прежние границы. В противном случае Россия рано или поздно будет… распространять свою власть на всю Финляндию». Эту мысль, в частности, высказывал английский военный атташе в Хельсинки майор Ю. X. Маджилл.[249]
Для дальнейшего особенно важным с точки зрения оценки итогов советско-финляндской войны было отношение к результатам этой войны Германии. В рейхе отмечали очевидное усиление стратегических позиций СССР. Немецкий посланник в Хельсинки В. Блюхер указывал именно на те моменты, которые подчеркивал и Сталин при подведении итогов закончившейся войны. Германский дипломат отмечал, что Советский Союз, овладев Карельским перешейком, оказался у «ворот в южную Финляндию», а полуостров Ханко, где должна была создаваться военно-морская база СССР, становился как бы «пистолетом, нацеленным на Стокгольм».[250] С другой стороны, делалась переоценка состояния и возможностей Красной Армии, не показавшей высоких боевых качеств. В Германии считали, что «обнажилась слабость России».[251] Вообще в немецких руководящих кругах стали склоняться к мысли о возможности достижения легкой победы в войне с Советским Союзом.
К тому же сам факт поспешного заключения мирного договора не всеми и в Советском Союзе рассматривался как оправданный шаг. В Смольный А. А. Жданову сообщали некоторые характерные высказывания жителей Ленинграда, задававших вопросы: «Не рано ли заключили договор с Финляндией?» и «Не является ли заключение договора со стороны Финляндии каким-то маневром для сохранения сил?» А в отдельных случаях звучали и заявления, что следовало «довести войну до конца», поскольку нелогично после прорыва линии Маннергейма «сейчас же заключать мир», да и среди руководящего состава армии и флота были сторонники продолжения войны.[252] В свою очередь Сталин на указанном выше апрельском совещании заметил: «…считали, что, возможно, война с Финляндией продлится до августа или сентября 1940 года», в силу чего «имели в виду поставить» на фронт 62 дивизии пехоты и еще 10 иметь в резерве.[253]
242
246
247
Российский государственный архив социально-политической истории (далее — РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 165. Д. 77. Л. 179, 189. Совещание при ЦК ВКП(б) 14–17 апреля 1940 г. Стенограмма; Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. И. В. Сталин и финская кампания (стенограмма совещания при ЦК ВКП/б/). М., 1998. С. 272, 275.
248
Хотя, конечно, оценка произошедших событий была достаточно различной. По данным советской военной разведки, например, в Латвии были суждения, в которых подчеркивалась «ошибочная политика финляндского правительства, приведшая к вооруженному столкновению» (см. Органы безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. 1. Кн. 1. М., 1995. С. 162).
249
250
Kansallisarkisto (далее — KA). Auswärtiges AMT, Büro das Staatsekretärs (далее — AA, BdS), B19/B3562.
252
Центральный государственный архив историко-политических документов в Санкт-Петербурге (далее — ЦГАИПД СПб). Ф. 24. Оп. 2а. Д. 4020. Л. 126, 127, 157; Д. 4077. Л. 108; Российский государственный архив Военно-Морского Флота (далее — РГАВМФ), Ф. р-34. Оп. 6. Д. 995. Л. 14.