Скандинавские страны, очевидно, понимали, что следствием наращивания военно-политических контактов с Финляндией станет обострение отношений с СССР. Нельзя сказать, что твердая позиция Молотова полностью остановила северные страны от попыток развития этого сотрудничества, поскольку между представителями шведских и финских вооруженных сил процесс обмена мнениями по проблемам военного сотрудничества продолжался и позднее.[335]
Более того, в Финляндии использовали жесткую позицию советского руководства в качестве аргумента «агрессивности замыслов» Москвы по отношению к Финляндии. Ристо Рюти прямо отметил это в своем дневнике. Он подчеркнул, что «Советский Союз, очевидно, хотел вообще сделать Финляндию целиком входящей в свою сферу влияния, изолировать ее от других государств и шаг за шагом расширять свое воздействие на нее».[336] Финляндия пыталась обратить внимание Скандинавских стран на «угрозу» со стороны Советского Союза и указывала на существование «главной цели империалистических устремлений России, направленных к Атлантическому океану через скандинавский Север».[337]
При этом подобные взгляды весьма настойчиво распространялись и в Германии, где с помощью прессы пытались тогда повлиять на Скандинавию, убеждая в том, что «даже объединенных сил северных стран будет недостаточно, чтобы отразить агрессию на их территорию какой-либо великой державы».[338] Более того, статс-секретарь Министерства иностранных дел рейха Э. Вайцзеккер заметил тогда шведскому посланнику в Берлине, что СССР стремится в своей политике овладеть Скандинавским полуостровом и поэтому едва ли позволит вести совместные переговоры Финляндии, Швеции и Норвегии об оборонительном союзе.[339]
В результате негативное отношение в Советском Союзе к идее военно-политического сближения стран Северной Европы было активно использовано для доказательства «сохраняющейся опасности» для стран этого региона с востока. В такой атмосфере уже в самом начале апреля 1940 г. на новую финляндско-советскую границу стали прибывать первые группы шведских и норвежских строителей для участия в сооружении военных укреплений.[340] Это свидетельствовало о том насколько проблема новой войны с СССР казалась реальной в Скандинавии. Оценивая складывающуюся тогда обстановку Ю. К. Паасикиви отмечал: «Резко отрицательную позицию Кремля было мне, как и многим другим, трудно понять. Я не мог не считать это ничем иным, кроме как ошибкой. Оборонительный союз Финляндии и Швеции не был бы ни в малейшей степени угрозой Советской России. Напротив, он явился бы в значительной мере прямо-таки укреплением мирной обстановки с этой стороны на границе Советского Союза».[341] Подобную точку зрения высказывали тогда и другие финские политики.[342]
Действительно, вряд ли столь поспешная реакция Москвы была необходима. Могло ли на деле военное сближение Финляндии с нейтральными государствами, какими являлись Швеция и Норвегия, создавать реальную опасность для СССР? Позднее над этим задумывались и советское руководство, и в дипломатических кругах.[343] Проявлением же категоричности в данном случае, уход от гибкого и взвешенного подхода скорее повредили.
С другой стороны, разрабатывая идею северного оборонительного союза, финляндское руководство, по всей видимости, не до конца еще понимало реальность такого объединения в условиях разгоравшейся второй мировой войны. В момент, когда мир раскалывался на две враждующие части, трудно было бы представить появление в Европе еще одной, причем весьма небольшой, обособленной третьей военно-политической группировки. Как весьма справедливо отметил по этому поводу финский историк М. Реймаа, «оборонительный союз не был реалистичной альтернативой и подходящим решением для того времени».[344] К тому же очевидно, что даже в случае его создания Финляндия в этом союзе принимала бы весьма своеобразное участие, поскольку она не была готова оказывать эффективную военную помощь другим Скандинавским странам. Даже 1 апреля 1940 г., в момент наиболее жаркого обсуждения проблемы оборонительного союза в финском Министерстве иностранных дел, достаточно откровенно заявляли: «Финляндия не считает возможным в настоящей ситуации помогать Швеции и Норвегии, если на них нападут с Запада».[345]
Однако возможность образования этого союза, при оценке в СССР перспектив последующих действий Хельсинки, сыграла весьма негативную роль. Она объективно подтолкнула советское руководство к мысли о том, что Финляндию опять следует рассматривать как потенциального противника. Причем ее сближение в военном отношении со Скандинавскими странами анализировали в Москве под углом зрения причастности к этому великих держав, и прежде всего Великобритании, которая весьма активно выступала против Советского Союза в период «финской войны», а в новых условиях демонстрировала поддержку идеи скандинавского объединения.[346]
Позиция руководства СССР в этой связи наиболее наглядно отражалась в военных документах того времени. В частности, в установке, данной 4 апреля 1940 г. наркомом ВМФ Н. Г. Кузнецовым Военному совету Балтийского флота относительно составления оперативного плана на случай войны, указывалось: «Англия в стремлении восстановить утерянные исходные рубежи для наступления на СССР с севера пытается создать “Военно-оборонительный союз” стран Скандинавии и Финляндии, направленный против Советского Союза… Таким образом, на данном этапе противником на Балтийском море может явиться шведско-финская коалиция…» Позднее в эту установку вносились некоторые коррективы, но подчеркивалось, что основной задачей надо считать «создание прочной обороны побережья и баз».[347]
Такая оценка не вполне соответствовала действительности, поскольку как в Лондоне, так и в Париже к идее союза северных стран относились достаточно сдержано. Более того, сама попытка сформировать подобный союз свидетельствовала о том, что финляндское руководство не питало особых надежд на военную помощь Англии и Франции в случае кризисной ситуации. У. Черчилль тогда же заметил, что у Великобритании нет больше стратегических интересов в Финляндии.[348]
К тому же тем временем на Европейском севере произошли серьезные перемены в связи с захватом немецкими войсками 9 апреля 1940 г. Дании и Норвегии. Германская агрессия нанесла смертельный удар по надеждам на создание оборонительного союза северных стран. Захват Германией двух нейтральных государств демонстрировал всему миру, что она бесцеремонно поступает даже по отношению к таким странам, которые находятся в отдалении от театра военных действий. В результате в Северной Европе сложилась новая геополитическая обстановка, а рейх серьезно укрепил здесь свои позиции, приблизив войска к сухопутным и морским рубежам Советского Союза, Финляндии и Швеции, а также занял ключевое положение в бассейнах Балтийского и Северного морей. По этому поводу Р. Рюти в своем дневнике отметил, что захват Дании и Норвегии «значительно повлиял в дальнейшем на внешнеполитическое положение нашей страны».[349]
Действительно, сложившаяся ситуация требовала от финляндского руководства новых дипломатических решений. «В связи с военными действиями в Норвегии и событиями на западном фронте, — утверждает упоминавшейся уже исследователь М. Реймаа, — финны оказались перед необходимостью сделать выбор между симпатиями и войной… В глазах финнов военные результаты Англии и Франции не вселили военных симпатий к ним… Военные достижения Германии были особо значимыми с учетом будущих перемен на европейском континенте».[350] Если еще совсем недавно в Хельсинки решали вопрос о северном оборонительном союзе, то теперь, как только Германия стала захватывать Скандинавские страны, Финляндия сразу забыла о поддержке подвергшихся агрессии государств. Ее руководители даже не захотели рассматривать возможность посылки финских добровольцев для оказания помощи норвежским войскам, которые мужественно продолжали сражаться на севере страны у границ с Финляндией. Более того, из Хельсинки последовали запросы в Берлин о возможности получения трофейного оружия, захваченного немецкими войсками в Норвегии.[351] Таким образом, действия Финляндии откровенно свидетельствовали об изменении ее приоритетов.
335
338
340
344
345
Цит. по:
346
350