пытаюсь выжать хоть мысль, нуждаясь сейчас больше всего в смене темы.
— Не смущайся, — произносит он, изучая моё лицо.
— Я не смущаюсь.
Джексон закатывает глаза:
— Ты знаешь, никто не может работать всё время. Никто. Даже ты. Показывать слабость -
нормально. Это не делает тебя...
— Спасибо, но я не нуждаюсь в ободряющей речи. И говоря о слабости, почему ты плачешь
во время Лишения? — спрашиваю я. — Все плачут? — я знаю, это звучит бесчувственно, но я не
выношу, когда разговор сосредотачивается на мне. Я не нуждаюсь в оценке моего психического
благополучия. Я в порядке. По крайней мере, до всех этих сумасшествий я была в порядке.
Брови Джексона поднимаются от удивления:
— Плачу? Что за…?
— Да, я видела тебя плачущего той первой ночью. Поэтому я открыла глаза — на меня
упала слеза.
Он качает головой, смеясь:
— Не уверен, что именно ты думаешь, что видела, но мы не плачем.
— Не веди себя, как парень. Ты плакал. Это нормально. Мне просто интересно, все ли это
делают или только ты?
— Ты не слушаешь? Мы не... Оооо. Ксилема.
— Что?
— Это была ксилема, — говорит Джексон. — По существу, это как вода внутри человека,
которая делает нас Древними, а не людьми. Ксилема в наших телах активируется в течение
Лишения, так мы способны притянуть антитела, которые нам нужны от вас. Оно движется через
наши тела, так что, предполагаю, это то, что ты почувствовала. — Это эволюция жидкостей.
Я стараюсь понять это.
— Что ты подразумеваешь под эволюцией жидкостей?
Он выпускает длинный вдох, либо размышляя, как объяснить, либо решая хочет ли он
вообще это сделать.
— Мы не всегда выглядели как вы, Ари. Как люди. Мы не люди. Но ксилема делает нас
похожими на вас; это позволяет нам копировать ваше строение, поэтому мы спосбны здесь
выжить. Конечно, это внутри нас, но это тоже мы. Это имеет смысл?
Я потерянно качаю головой:
— Нет. Таким образом, вы не... твёрдые? Ты кажешься твёрдым, — я тянусь, чтобы
прикоснуться к его руке, но дёргаюсь назад, мои щёки пылают. — Значит, вы на Земле не всё
время? — спрашиваю я, прочищая горло.
— Нет, сейчас мы, определённо, твёрдые. Мы не люди, но наши тела очень похожи на
человеческие, благодаря Лишению, благодаря людям. Но ксилема всё ещё течёт в нас. И я остаюсь
здесь большую часть времени, но моя семья и мои друзья дома. Я возвращаюсь так часто, как
могу.
Упоминание Лог возносит повторяющийся в моей голове вопрос на поверхность.
— Джексон... Какова реальная причина того, что твой вид хочет прийти сюда. То есть, я
знаю, что они говорят нам, но какова правда?
Джексон, кажется, обдумывает, сколько мне рассказать.
— Наша история отличается от вашей. Несмотря на то, что наши тела состоят из ксилемы,
мы всё ещё нуждаемся в воде, и подача воды на Логе медленно сокращалась течение многих
столетий. Когда Четвёртая Мировая Война разрушила Землю, ваши выжившие лидеры связались с
нами, что они и делали с начала времён. Древние оживляли Землю после каждого значительного
разрушения, возвращая планету в здоровое состояние. Но в тот раз, нам было надо кое-что взамен,
нам была нужна новая планета. Но мы никогда не атаковали. Мы прибыли сюда мирно и спросили,
сможем ли мы сосуществовать, как только наши тела акклиматизируются, если мы восстановим
планету. Ваши лидеры согласились, и так была заключена сделка. Конечно, сейчас всё изменилось.
— Потому что мы не соблюдаем нашу часть сделки. Интересно, почему.
— Я не знаю. Но наше число растёт здесь, на Земле. В конечном счёте, ситуация обещает
ухудшиться. Я просто надеюсь, что мы сможем остановить это прежде, чем это случится.
— Говоря о числах, что на счёт Маккензи? Значит, она тоже Древняя?
— Да, она была отправлена, что помогать мне.
— Например, сделав нас невидимыми сегодня ночью.
Он улыбается.
— Что-то вроде того.
Я смотрю вниз, теребя ворсинки на штанах.
— И вы оба... встречаетесь или что-то такое?
Его брови подлетают вверх.
— Что? Кензи и я? Неееет. Она мой друг. Остальное просто часть роли, чтобы смешаться с
толпой.
— Хорошо, — я прочищаю горло, смущаясь, что я вообще это спросила. Не имеет
значения, вместе они или нет.
Мы замолкаем на несколько секунд, затем я смотрю на него, и вопрос слетает с моих губ
прежде, чем я додумываю его до конца.
— Джексон, почему ты это делаешь? Почему тебя это волнует? Я просто не понимаю.
Он садится обратно на кресло, его глаза сосредоточены на мне.
— Как я могу не беспокоиться? Один вид не должен жить за счёт другого. Почему смерть
должна быть выходом? Я создан не так, Ари. Приказы или нет, я не могу просто сидеть сложа руки
и позволять этому случиться. Я бы не смог жить, если бы ничего не делал. Зевс говорит, что
стратегия предотвратит войну, и я не планирую останавливаться, пока не найду её.
Я выдыхаю, я не понимала, что задерживала дыхание.
— У тебя есть чип? — я протягиваю руку.
Он достаёт его из кармана и вставляет в монитор. Мы ждём, когда видео начнётся.
Разрушенная лаборатория заполняет экран. Но это не выглядит так, словно сработала бомба, как я
думала раньше; это выглядит как строительная площадка. Огромная дыра от снаряда
располагается на задней стене. Там находятся листы из какого-то прозрачного материала,
прислонённые к стенам, сложенные на земле, везде. Они прозрачны, как стекло, но пластичны, как
пластик. Определённо, изобретение Химиков.
— Они что-то строят, — говорит Джексон.
— Да, выглядит так, словно они расширяют комнату, но, что с этими прозрачными
листами?
Он качает головой.
— Я не знаю.
Мы смотрим остальную часть видео, но ничего не меняется и никто не входит в комнату. Я
откидываюсь на спинку стула, поджимая под себя левую ногу.
— Что теперь?
— Ты сейчас тренируешься с Сибил, так? — спрашивает он.
— Да, но...
— Думаешь, ты смогла бы проникнуть в лабораторию?
Я начинаю смеяться, однако, он серьёзен. Он хочет, чтобы я проникла в лабораторию
Химиков, самое запретное место в Сиди. Секунду я колеблюсь и затем говорю:
— Я посмотрю, что я смогу сделать. Сибил кажется довольно классной. Должно быть, я
смогу получить немного информации от нее, если по-другому не выйдет.
— Я тоже не спущу глаз с лаборатории, когда я там буду. Возможно, между нами двумя, мы
можем… — он внимает чип из монитора и поворачивается, его глаза фокусируются на двери. —
Ты слышала это? — шепчет он.
Я качаю головой, в меня прокрадывается беспокойство. Что, если кто-то слышал нас? Что,
если кто-то из них слышал нас? Проходит несколько секунд, затем Джексон вскакивает и движется
к моей кровати.
— Прими. Позицию, — говорит он лишь губами.
— Я двигаюсь к своей кровати настолько тихо, насколько это возможно и опускаюсь вниз,
пока не выпрямляюсь. Я поднимаю взгляд на Джексона и вижу, что он указывает на мою
прикроватную тумбочку. Я достаю и вынимаю свой патч из кейса, серебро отражает свет от
лампы. Он выглядит таким невинным в моих руках. Я прикладываю патч к глазам, и он
всасывается в мои виски, область вокруг глаз, словно прошивает мою кожу.
И потом тьма находит меня. Моё зрение, мой разум, моё тело – всё погружено в небытие. Я
ничего не осязаю, ничего не слышу, ничего не чувствую. Мои лёгкие перестают работать на самую
короткую секунду, и это так, словно я бы затаила дыхание. Нет, это так, словно кто-то украл
воздух из моих лёгких. Я должна бороться с естественным инстинктом своего тела: паникой от
недостатка воздуха, но затем, одна за другой ко мне возвращаются способности: дышать, осязать,
слышать, обонять.
Джексон уже надо мной. Я чувствую его запах в нескольких дюймах от моего тела. Но