— Возможно ли, что она проглотила яд случайно? — спросил коронер.
— Я считаю это крайне маловероятным. В хозяйственных целях стрихнин не используется, и на его продажу существует ограничение.
— Что-нибудь в вашем обследовании дает возможность определить, каким образом яд попал к жертве?
— Нет.
— Как мне известно, вы прибыли в Стайлз-Корт раньше доктора Уилкинса?
— Да, это так. Я встретил в воротах машину, отправившуюся за доктором, и поспешил в дом.
— Расскажите, что произошло дальше.
— Я вбежал в комнату миссис Инглторп. Она лежала на кровати, и все ее тело сотрясали типичные сильнейшие конвульсии. Она повернулась ко мне и, задыхаясь, произнесла: «Алфред… Алфред!..»
— Мог стрихнин находиться в чашке кофе, которую ей отнес муж?
— Возможно, однако стрихнин — яд довольно быстродействующий. Симптомы отравления появляются через час-два после того, как он попадает в организм. При определенных обстоятельствах его действие может быть замедлено, но в данном случае они не имели места. Как я полагаю, миссис Инглторп выпила кофе после обеда, часов в восемь вечера. Между тем симптомы не проявлялись до раннего утра, а это говорит о том, что яд был выпит значительно позже.
— Миссис Инглторп имела привычку в полночь выпивать чашку какао. Мог в нем содержаться стрихнин?
— Нет, я взял на анализ какао, оставшееся в блюдечке. Он показал, что стрихнина там не было.
Рядом со мной Пуаро тихонько хмыкнул.
— Вы что-то знаете? — прошептал я.
— Слушайте!
— Надо сказать, — продолжал доктор, — я был бы немало удивлен другим результатом.
— Почему?
— Стрихнин обладает очень горьким вкусом. Его можно распознать в растворе один к семидесяти тысячам, поэтому скрыть стрихнин может только что-нибудь тоже сильно горькое. Какао для этого не подходит.
Один из присяжных пожелал узнать, относится ли это и к кофе.
— Нет. Вот как раз кофе имеет горький вкус, который способен скрыть наличие стрихнина.
— Значит, вы считаете более вероятным, что яд оказался в кофе, но по каким-то неизвестным причинам его действие задержалось?
— Да, но чашка из-под кофе была полностью раздавлена, так что провести анализ ее содержимого не представилось возможным.
На этом показания доктора Бауэрштейна закончились. Выступивший за ним доктор Уилкинс подтвердил сказанное коллегой. Он категорически отверг предположение о возможном самоубийстве, заявив, что, хотя у миссис Инглторп и было слабое сердце, в остальном он находил ее абсолютно здоровой и обладающей жизнерадостным, уравновешенным характером. Такие люди не кончают жизнь самоубийством.
Следующим был приглашен Лоуренс Кавендиш. Его показания не внесли ничего нового, так как, в сущности, он повторил рассказ брата. Уже собираясь встать и уйти, Лоуренс вдруг задержался и, несколько запинаясь, обратился к коронеру:
— Могу я высказать предположение?
— Разумеется, мистер Кавендиш, — поспешно ответил тот. — Мы здесь для того, чтобы выяснить правду, и с благодарностью примем любое предположение, которое могло бы способствовать объяснению случившегося и установлению истины.
— Это просто моя идея, — заявил Лоуренс. — Разумеется, я могу ошибаться, но мне все-таки кажется возможным, что смерть моей матери не была насильственной.
— Почему вы пришли к такому выводу, мистер Кавендиш?
— Моя мать в день своей смерти и какое-то время до этого принимала тонизирующее средство, содержащее стрихнин.
— О-о! — многозначительно произнес коронер.
Присяжные, казалось, заинтересовались.
— По-моему, — продолжал Лоуренс, — были случаи, когда накопительный эффект лекарства, принимаемого в течение какого-то времени, был причиной смертельного исхода. Не кажется ли вам, что она могла случайно принять слишком большую дозу?
— Мы впервые слышим о том, что умершая принимала лекарство, содержащее стрихнин, в день своей смерти. Мы вам очень признательны, мистер Кавендиш.
Вызванный повторно доктор Уилкинс высмеял его предположение: