Прежде чем я успел ответить, старый бельгиец, приоткрыв дверь, заглянул в комнату.
— Там внизу леди спрашивает мистера Гастингса, — сообщил он.
— Леди?
Я вскочил. По узкой лестнице мы с Пуаро спустились вниз. В дверях стояла Мэри Кавендиш.
— Я навещала одну старушку в деревне, — объяснила она, — а так как Лоуренс сказал, что вы у мсье Пуаро, то я решила зайти за вами.
— Увы, мадам! — с видимым огорчением произнес Пуаро. — Я-то подумал, что этим визитом вы оказали честь мне…
— Как-нибудь в другой раз, если вы меня пригласите, — улыбаясь, пообещала Мэри.
— Хорошо. Если, мадам, когда-нибудь вам понадобится исповедник…
Она слегка вздрогнула.
— …помните, что папа Пуаро всегда к вашим услугам.
Несколько минут Мэри пристально смотрела на него, как будто стараясь найти в его словах какой-то скрытый смысл. Затем резко отвернулась.
— Не пойдете ли вместе с нами, мсье Пуаро?
— С восторгом, мадам!
Всю дорогу до Стайлз-Корт Мэри быстро и лихорадочно говорила. Это поразило меня, и я понял, что взгляд Пуаро каким-то непонятным образом ее нервировал.
Погода испортилась, резкий ветер был почти по-осеннему пронзителен. Мэри слегка дрожала и плотнее застегнула пальто. Ветер печально стонал в деревьях, как будто вздыхал какой-то великан.
Мы подошли к большой двери дома и сразу почувствовали что-то неладное.
Навстречу нам выбежала Доркас. Она плакала и ломала руки. Я увидел, что и остальные слуги, сбившись вместе, насторожены и взволнованы.
— О, мэм! О, мэм! Не знаю, как и сказать…
— Что случилось, Доркас? — нетерпеливо спросил я. — Говорите немедленно!
— Все эти вредные сыщики! Они его арестовали. Они арестовали мистера Кавендиша!
— Арестовали Лоуренса? — воскликнул я.
— Нет, сэр. Не мистера Лоуренса… Мистера Джона!
За моей спиной, громко вскрикнув, Мэри Кавендиш тяжело упала на меня. Быстро повернувшись, чтобы ее подхватить, я встретил взгляд Пуаро. Глаза его светились тихим торжеством.
Глава 11
Суд
Спустя два месяца начался судебный процесс против Джона Кавендиша по делу об убийстве его мачехи.
Не стану подробно останавливаться на том, как прошли недели, предшествующие этому событию, скажу лишь, что поведение Мэри Кавендиш вызывало у меня самое искреннее восхищение и симпатию. Она сразу приняла сторону мужа, с жаром отвергала даже мысль о его виновности и защищала его изо всех сил.
Я выразил Пуаро мое восхищение ею, и он, кивнув, проговорил:
— Да, она принадлежит к числу тех женщин, которые в беде проявляют свои лучшие качества. Тогда раскрываются их искренние чувства. Ее гордость и ревность отступили…
— Ревность? — перебил я, с сомнением глядя на него.
— Да. Разве вы не понимаете, что миссис Кавендиш чрезвычайно ревнива? Как я уже сказал, она отбросила в сторону и гордость, и ревность и не думает ни о чем, кроме своего мужа и нависшей над ним ужасной угрозы.
Пуаро говорил с большим чувством, и я с интересом слушал, припоминая, как он раздумывал, говорить ему или нет. Зная его мягкость и особое бережное отношение к «женскому счастью», я был доволен, что решение судьбы Джона от него не зависело.
— Даже теперь с трудом могу поверить! — признался я. — До последней минуты я думал, что это Лоуренс.
Пуаро усмехнулся:
— Я знал, что вы так думали.
— Но Джон! Мой старый друг Джон!
— Каждый убийца, вероятно, был чьим-то старым другом, — философски заметил Пуаро. — Нельзя смешивать чувства и здравый смысл.
— По-моему, вы могли хотя бы намекнуть!
— Возможно, mon ami, я не сделал этого именно потому, что он был вашим старым другом.
Я немного смутился, припомнив, как поспешно сообщил Джону то, что считал истинным мнением Пуаро о докторе Бауэрштейне. Между прочим, доктор был оправдан, так как сумел ускользнуть от выдвинутых против него обвинений. Но хотя на этот раз он оказался слишком умен и его не смогли уличить в шпионаже, все-таки ему основательно подрезали крылышки.
Я спросил Пуаро: как он думает, будет ли осужден Джон Кавендиш? К моему величайшему удивлению, он ответил, что, напротив, по всей вероятности, Джона оправдают.
— Но, Пуаро… — попытался я возразить.
— О друг мой, разве я вам не говорил, что у меня нет достаточных доказательств. Одно дело знать, что человек виновен, и совершенно другое — убедительно доказать его вину. В этом деле слишком мало улик. Вот в чем беда! Я, Эркюль Пуаро, знаю, но в цепочке моих умозаключений не хватает последнего звена. И если я не смогу найти это отсутствующее звено… — Он печально покачал головой.