Двойственность — таков, по Смиту, характер советского образа жизни, а отсюда ретивый журналист подводит к мысли о лживости как якобы главной черте характера советских людей.
Может, Г. Смит не очень четко представляет себе назначение мемориалов, крупных промышленных комплексов, тяжелых грузовиков, широких городских проспектов? Почему вдруг размеры предприятий, отелей, широта проспектов стали так противостоять «личной» жизни человека? Разве величественность мемориалов хоть как-то мешает семейной жизни? Смит в данном случае нарочито, как говорится, путает божий дар с яичницей, сознательно противопоставляет одно другому для подтверждения лживой идейки о двойственной жизни советского человека.
И Кайзер и Смит назойливо пытаются внушить читателю мысль о необходимости относиться с подозрением ко всему тому, что видишь воочию в Советском Союзе. И красивые города, и прекрасная работа общественного транспорта, особенно метро, и огромное жилищное строительство, и бесплатная система здравоохранения, и великолепное советское искусство, и заводы, и колхозы — все это, мол, миф, обман, мираж…
И, как всегда, американские журналисты «случайно» встречают в Москве некоего таинственного «старого человека», который, конечно же, обладая глубокой «проницательностью», охотно подтверждает суждения, к примеру, Кайзера. Да, говорит этот «старый человек», мы, русские, любим играть в обман, мы вот, мол, даже «создали три великих мифа, на которых основывается наше новое общество: миф о Ленине, миф об Октябрьской революции и миф о Великой Отечественной войне»[35].
Кайзер весьма эмоционально иллюстрирует эти, по его терминологии, «мифы»». Он описывает свое посещение Горок Ленинских. Если помнит читатель, там есть скульптура: рабочие несут тело вождя. Кайзер вместе с женой Ханной подошел к этой скульптуре, которая, конечно же, по его мнению, «огромна и ужасна». Супруги сели на скамейку около памятника, развернули привезенные свертки и стали закусывать, или, выражаясь по-американски, «устроили пикник» на природе.
В это время к скульптуре подошел отряд пионеров, намереваясь возложить цветы к подножию памятника. Две девочки, пишет Кайзер, осуждающе «посмотрели на нас с женой» и сказали — подумать только! — что Кайзеры «выбрали неподходящее место для пикника»[36]. К мемориалу, сказали девочки, приходят люди почтить память вождя, возложить цветы, а закусывать можно и в другом месте. Разумеется, Кайзеры были шокированы, они усмотрели в этом проявление «тоталитарного» воспитания, они усмотрели в этом чуть ли не посягательство на их «свободу», или, что теперь стало модным, посягательство на их «права человека».
У каждого народа есть священные места, которые он чтит и сохраняет. Есть выработанные временем ритуалы и обычаи. Они могут не нравиться кому-то, но уважать их обязан каждый цивилизованный человек.
Кайзер пытается набросить тень и на память о самом Ленине. Каких только небылиц не наплел ретивый журналист: и что Ленин, мол, не хотел верить в то, что простой народ России окажется способным подняться и свергнуть царизм; и что, став во главе государства, Ленин… «сомневался в том, как надо управлять той Россией, которую завещала ему его же революция… у него не было реального плана превращения отсталой России в социалистическое государство»[37]. По мнению Кайзера, советская пропаганда «превратила Ленина в супермена, который не только понимал каждый аспект жизни, политики, революции и марксизма своего времени, но и отчетливо провидел будущее страны»[38].
Что ж, как известно, злоба и раздражение плохие советчики. О Ленине написано много, в том числе и советологами. Но, пожалуй, до Кайзера никто еще не ставил под сомнение величие Ленина как теоретика, как вождя, как политика. Ибо шесть десятилетий существования основанного Лениным Советского государства, грандиозные успехи советского народа говорят сами за себя и как нельзя лучше подтверждают жизненность и всесильность учения ленинизма, гениальность разработанных Лениным планов построения социалистического общества. Сила и непоколебимость Советского государства, советского общества как раз и заключается в верности ленинской политической стратегии построения нового общества.
О «случайности» Великой Октябрьской социалистической революции, о том, что она не носила якобы народного характера и была навязана народу горсткой «фанатиков-большевиков», советологи назойливо писали многие годы.