Я с интересом смотрел на него.
— Я никогда раньше не слышал от вас таких речей.
— А я не привык рассуждать о своих теориях на людях. Сегодня я сел на своего конька. Вы разумный человек, Клемент, а не о всяком священнике это можно сказать. Вы, безусловно, не согласитесь, что такого понятия, как грех, вообще не должно существовать, но хотя бы сможете допустить мысль об этом — вы человек широких взглядов.
— Это подрывает самую основу общепринятого мировоззрения, — сказал я.
— А как же иначе — ведь мы набиты предрассудками, чванством и ханжеством и обожаем судить о том, чего не понимаем. Я искренне считаю, что преступнику нужен врач, а не полиция и не священник. А в будущем, надеюсь, преступлений вообще не будет.
— Вы могли бы их лечить?
— Мы вылечили бы их. Какая удивительная мысль! Вы когда-нибудь интересовались статистикой преступности? Нет? Очень немногие ею интересуются. А я её изучал. Вас поразило бы количество несовершеннолетних преступников — опять дело в железах, понимаете? Юный Нийл, убийца из Оксфордшира, убил пять маленьких девочек, прежде чем его задержали. Хороший мальчик, никогда никаких проступков за ним не водилось. Лили Роуз, девчушка из Корнуэлла, убила своего дядю за то, что он не разрешал ей объедаться конфетами. Ударила его молотком для разбивания угля, когда он спал. Её отослали домой, и она через две недели убила свою старшую сестру из-за какой-то пустяковой обиды. Конечно, их не приговаривали к повешению. Отослали в исправительные заведения. Может, они с возрастом исправились, а может, и нет. Девочка, во всяком случае, вызывает у меня сомнение. Ничем не интересуется, обожает смотреть, как режут свиней. Вы знаете, на какой возраст падает максимум самоубийств? На пятнадцать-шестнадцать лет. От самоубийства до убийства не так уж далеко. Но ведь это не моральный порок, а физический.
— Страшно слушать, что вы говорите!
— Нет, просто это для вас внове. Приходится смотреть прямо в лицо новым, непривычным истинам. И соответственно менять свои понятия. Однако порой это сильно осложняет жизнь.
Он сидел, сурово нахмурясь, словно придавленный необъяснимой усталостью.
— Хэйдок, — сказал я, — если бы вы подозревали, если бы знали, что некто совершил убийство, вы предали бы этого человека в руки закона или постарались выгородить его?
Воздействие этого вопроса превзошло мои ожидания. Хэйдок вспылил и бросил мне подозрительно и сердито:
— Почему вы это спросили, Клемент? Что у вас на уме? Выкладывайте начистоту.
— Признаюсь, я ничего определённого не имел в виду, — смущенно ответил я. — Но ведь мы сейчас только об убийстве и говорим. Я просто хотел узнать, как бы вы отнеслись к этому, если бы случайно угадали правду, вот и всё.
Его гнев улёгся. Он снова устремил взгляд прямо перед собой, как будто старался прочесть ответ на мучительную загадку, рождённую его собственным мозгом.
— Если бы я подозревал, если бы знал — я исполнил бы свой долг, Клемент. По крайней мере, я на это надеюсь.
— Вопрос только в том, что бы вы сочли своим долгом?
Он взглянул мне в глаза, но я не смог ничего прочесть в его взгляде.
— Этот вопрос встаёт перед каждым человеком рано или поздно, Клемент. И каждый принимает решение лично.
— Значит, вы не знаете?
— Не знаю…
Я счёл за благо переменить тему.
— Мой племянник — вот кто получает от всего этого бездну удовольствия, — заметил я. — Всё забросил, рыскает в поисках следов и окурков.
Хэйдок улыбнулся.
— Сколько ему лет?
— Шестнадцать исполнилось. В этом возрасте трагедии всерьёз не воспринимаются. В голове только Шерлок Холмс да Арсен Люпен.
Хэйдок задумчиво сказал:
— Красивый малый. А что вы с ним собираетесь делать дальше?
— Университет, боюсь, мне не по карману. Сам он хочет пойти в торговый флот. В военные моряки его не взяли.
— Да, жизнь там не сахар, но ведь он мог выбрать и похуже. Да, это ещё не самое плохое.
— Мне пора бежать! — воскликнул я, бросив взгляд на часы. — Я почти на полчаса опаздываю к ленчу!
Когда я пришёл, моё семейство как раз усаживалось за стол. Они потребовали полного отчёта о том, чем я занимался утром, и я всё им доложил, чувствуя, однако, что мой рассказ звучит как-то неинтересно, буднично.