Я тут же принялся звонить учителям воскресной школы, которые должны были прийти в 19.45, — каждую неделю по четвергам они собирались у меня для подготовки к занятиям. При сложившихся обстоятельствах я счёл за лучшее отложить встречу.
Следующим действующим лицом, появившимся на сцене, был Деннис, возвратившийся после игры в теннис. Судя по всему, убийство, происшедшее в нашем доме, доставило ему громадное удовольствие.
— Вот это повезло! — радовался он. — Убийца среди нас! Всю жизнь мечтал участвовать в расследовании убийства. А почему полиция заперла кабинет? Ключи от других дверей не подойдут, а?
Я наотрез отказался от подобных экспериментов. Деннис надулся. Вытянув из меня всё до малейших подробностей, он отправился в сад на поиски следов, заметив на прощанье, что нам ещё повезло — ухлопали всего-навсего старика Протеро, которого и так никто терпеть не мог.
Меня покоробила его бессердечная весёлость, но я рассудил, что не стоит так строго спрашивать с мальчика. Деннис был в том возрасте, когда детективы любят больше всего на свете, так что он, обнаружив настоящую детективную историю, да ещё и мёртвое тело в придачу прямо, так сказать, на пороге своего дома, должен быть на седьмом небе от счастья, как и положено нормальному молодому человеку. В шестнадцать лет мало задумываются о смерти.
Гризельда вернулась примерно через час. Она повидалась с Анной Протеро и пришла, как раз когда инспектор сообщал ей о случившемся.
Узнав, что миссис Протеро рассталась со своим мужем в деревне примерно без четверти шесть и ей нечего добавить по этому поводу, он распрощался, но сказал, что завтра зайдёт поговорить обстоятельнее.
— По-своему он был очень внимателен. — Гризельда была вынуждена это признать.
— А как перенесла эту весть миссис Протеро?
— Как сказать — она была очень спокойна, но ведь она всегда такая.
— Да, — сказал я. — Я не могу представить себе Анну Протеро в истерике.
— Конечно, для неё это страшный удар. Это было заметно. Она меня поблагодарила за то, что я пришла, но сказала, что ни в какой помощи не нуждается.
— А как Летиция?
— Её не было — играла где-то в теннис. До сих пор не вернулась.
После небольшой паузы Гризельда сказала:
— Знаешь, Лен, она вела себя странно, очень, очень странно.
— Шок, — предположил я.
— Да, конечно, ты прав… И всё же… — Гризельда задумчиво нахмурила брови. — Что-то не то, понимаешь? Она была не подавлена, не огорчена, а перепугана до смерти.
— Перепугана?
— Да, и изо всех сил старалась это скрыть, понимаешь? Не хотела выдавать себя. И в глазах такое странное выражение — настороженность. Я подумала: а вдруг она знает, кто его убил? Она то и дело спрашивала, кого они подозревают.
— Вот как? — задумчиво сказал я.
— Да. Конечно, Анна умеет держать себя в руках, но видно было, что она ужасно встревожена. Гораздо больше, чем я от неё ожидала: в конце концов, она не была к нему так уж привязана. Я бы сказала скорее, что она его вовсе не любила, если уж на то пошло.
— Подчас смерть меняет чувства к человеку, — заметил я.
— Разве что так…
Влетел Деннис, вне себя от радости — он нашёл на клумбе чей-то след. Он был в полной уверенности, что полиция пропустила эту главнейшую улику, которая откроет тайну убийцы.
Ночь я провёл неспокойно. Деннис вскочил ни свет ни заря и удрал из дому, не дожидаясь завтрака, чтобы, как он сказал, «быть в курсе».
Тем не менее не он, а Мэри принесла нам в то утро самую сенсационную новость.
Как только мы сели завтракать, она ворвалась в комнату — глаза горят, щёки пылают — и со свойственной ей бесцеремонностью изрекла:
— Слыхали что-нибудь подобное? Мне сейчас булочник сказал. Они арестовали молодого мистера Реддинга!
— Арестовали Лоуренса? — Гризельда не верила своим ушам. — Не может быть! Опять какая-нибудь идиотская ошибка.
— А вот и не ошибка, мэм, — заявила Мэри с тайным злорадством. — Мистер Реддинг сам туда пошёл, да и признался во всём как на духу. На ночь глядя, в последнюю минуту. Входит, бросает на стол пистолет и говорит: «Это сделал я». Так и сказал. И всё тут.
Она победоносно взглянула на нас, энергично тряхнула головой и удалилась, довольная произведённым впечатлением. Мы с Гризельдой молча смотрели друг на друга.
— Да нет, этого не может быть! — сказала Гризельда. — Не может быть! — Заметив, что я промолчал, она сказала: — Лен, неужели ты думаешь, что это правда?
Я не находил слов. Сидел и молчал, а мысли вихрем носились у меня в голове.