- Ну, эта странность - ничто по сравнению с ним самим, - ответил я, немного злорадствуя. - Он ведь сам - одна большая ходячая странность.
- Он не понравился вам, - констатировала Карна. - Почему?
При этом она пытливо посмотрела на меня, словно желала видеть, когда я скажу неправду.
- Данкэн говорит странные вещи, - осторожно произнес я. - Неприятные и непонятные вещи. Вчера мне показалось, что он немного не в себе. Психически неустойчивый человек.
- Может быть, - задумчиво прошептала девушка. - Может быть, вы и правы. Но все-таки, почему его нету с нами? Странно.
Мы завершили завтрак в молчании, и я готов был побиться об заклад, что Карна все время думала об этом проклятом писаке. Подобные мысли раздражали, но я напомнил себе, что нахожусь здесь не за тем, чтобы ухлестывать за молоденькими девушками. Даже если они демонически хороши. В конце концов, стоит мне закончить это дело, как отбою от них не будет. Тогда ничто не помешает даже отыскать Карну и попробовать продолжить все в совершенно другой обстановке.
От этих мыслей меня оторвал чей-то ощутимый толчок. Я обернулся, почти на сто процентов уверенный, что это появилась наконец наша пропажа растреклятый Данкэн. Но это был не он. Это была та самая толстуха с крашеными завитыми волосами - та, которую успокаивала вчера Карна. Видимо, дама чересчур увлеченно орудовала вилкой с ножом и не рассчитала силу замаха на тот искромсанный кусок мяса, что лежал в ее тарелке. Теперь женщина приложила к своей необъятной груди ладонь и стала извиняться. Я уверил ее, что все это сущие пустяки и поспешил отвернуться. Паршивое настроение. Сегодня, похоже, решающий день. Нужно быть внимательным и собранным, и не отвлекаться на мелочи... Где же этот Данкэн?
Толстуха что-то лепетала у меня под ухом. Кое-кто стал даже оборачиваться, чтобы посмотреть, что происходит.
Я взглянул на Мугида. Тот сидел, прямой, словно наглотался шпаг, и бесстрастный, как скала. Он и не думал вести нас в ту комнатку. А толстуха все не переставала болтать.
Когда терпение уже готово было покинуть меня, старик поднялся со стула и попросил всех следовать за ним. Я вздохнул с заметным облегчением и чуть ли не бегом покинул зал. Карна, как это ни удивительно, осталась позади и даже поддержала беседу с той надоедливой теткой. Я велел себе не обращать внимания - есть цель поважнее. Внизу у гобеленов нас поджидал Данкэн - эту долговязую подвижную фигуру было трудно не узнать. Он выглядел так, словно его шарахнули по голове чем-то тяжелым. Другими словами, начал наконец-то соответствовать своему поведению.
Стоило ему заметить нас, журналист нервно дернулся, замер в нерешительности, а потом шагнул навстречу всей честной компании.
- Доброе утро, господин Данкэн, - поприветствовал его Мугид. - Вы решили сегодня не завтракать?
- Да, - пробормотал тот, краснея. - Решил.
Никогда бы не подумал, что этот хлыщ умеет краснеть, но не верить собственным глазам не было никакой причины.
Все вошли в комнатку и разместились там же, где и вчера. Данкэн при этом сидел, отодвинувшись от меня настолько далеко, насколько смог, и бросая время от времени в мою сторону настороженные взгляды. Кажется, он окончательно сошел с ума.
- Начнем, господа, - проговорил Мугид, усаживаясь в каменное кресло. Все ли чувствуют себя в состоянии внимать?
Мы закивали, и он...
ПОВЕСТВОВАНИЕ ВТОРОЕ
- Он пришел уже давно, Пресветлый. Просто никто не решался вас будить.
Талигхилл нетерпеливо вздохнул и покачал головой. Разумеется, они не решались его будить! Раф-аль-Мон уже давным-давно ждет его, а они не решались его будить! Принц энергично откинул край одеяла и начал одеваться. Слуги сунулись было помочь ему, но Пресветлый свирепо глянул, и те отошли в сторонку, больше на подобное не претендуя. В этой скучной жизни хотя бы привилегию одеваться самостоятельно Талигхилл оставлял за собой. Отец ворчал, что это блажь, но ему-то легко говорить. Руалниру было чем заняться, все-таки он - правитель. Конечно, это означало прежде всего колоссальные заботы, но лучше заботы правителя, чем ничегонеделание наследного принца. По крайней мере, Талигхилл считал именно так. И поэтому, даже торопясь, он одевался самостоятельно. Да и кто сказал, что слуги оденут вас быстрее?
- Велите, чтобы накрывали на стол и пригласили господина Раф-аль-Мона позавтракать вместе со мной.
Один из слуг низко поклонился и исчез за тихонько скрипнувшей дверью. Принц, щурясь от яркого света, залившего всю спальню, разбирался с шелковыми штанами. Черное пятнышко на них вызвало очередную волну раздражения, но менять одежду уже не было никаких сил. Талигхилл наконец попал ногами в штанины и прорычал:
- Да задерните же хоть немного шторы, вы, изверги!
Слуги бросились исполнять приказ и перестали наконец на него пялится так, словно за последние несколько лет одевающийся принц был для них самым впечатляющим зрелищем.
Наконец он справился с проклятой одеждой и сбежал вниз по лестнице, на ходу запахивая халат и чувствуя, как под ложечкой посасывает от нетерпения. Махтас уже был где-то здесь, и принцу больше всего на свете хотелось сейчас же приступить к игре. Но, к сожалению, существовали еще такие условности, как необходимость позавтракать. В животе капризно заурчало, подтверждая то, что да, позавтракать было бы неплохо.
Спускаясь, принц скользнул взглядом по фигурке Оаль-Зиира и недовольно скривился.
Боги ! Что Домаб понимает о Богах? Что вообще кто-либо из них, верующих , на самом деле знает о предмете своей веры?
Эти мысли настолько не соответствовали радостному и солнечному утру, что принц отпихнул их подальше и благополучно обо всем забыл. До урочного часа.
В столовой - огромном гулком зале, как и гостиная, украшенном богато и со вкусом - на столе уже дымились различные блюда. На месте Талигхилла сидел Раф-аль-Мон и заинтересованно принюхивался к тому, что стояло прямо перед ним: супница была неплотно накрыта крышкой, и из-под нее наружу проникал завораживающий запах. Перед тем, как войти, Пресветлый замедлил шаг и придал лицу соответствующее выражение. После - вошел и не спеша приблизился к столу, лениво раздумывая, согнать ли торговца со своего места или же приберечь сей сюрприз до конца завтрака и сообщить уже потом, когда менять что-либо будет поздно. То-то старик сконфузится.