Тереза Вейр
Вся ночь впереди
Годы учат тому,
Чему никогда не научат дни.
Глава 1
Никогда не женитесь на женщине, которая кого-то до вас сильно любила. Даже если этот кто-то уже умер. Особенно в том случае, если он умер.
«Что это на меня нашло?» – задался вопросом Остин Беннет. Вообще-то он в тонкости своей семейной жизни старался не вдаваться и о своих взаимоотношениях с женой размышлял редко.
Конференция биржевых брокеров в Чикаго закончилась, и Остин вернулся в родной город. Его серебристый «Мерседес» свернул на подъездную дорожку к дому.
А вот и дом.
Хорошо все-таки вернуться домой, подумал Остин, и эта мысль удивила его самого.
Много лет назад, когда их с Молли дочь Эми была еще совсем маленькой, он попытался было уговорить жену переехать из этого дома, населенного по преимуществу студентами городка Ла-Гранде, штат Айова, в дом и город побольше, но Молли не захотела, и они остались на старом месте.
Теперь он вдруг понял, что даже рад этому. Переезд в новый дом ничего бы в их жизни не изменил. Формально Молли продолжала бы оставаться с ним, но ее душа, как и прежде, была бы ему неподвластна.
«Ты здесь, и в то же время тебя здесь как бы нет», – однажды сказал ей Остин, когда они закончили заниматься любовью. Она не стала с ним спорить. Отвернулась к стене – и уснула.
Свет фар пронизал пелену дождя и высветил двери гаража. Остин нажал на кнопку дистанционного управления на приборном щитке.
Никакой реакции.
Он снова нажал на кнопку.
Ни малейшего движения.
А ведь он предупреждал Молли, чтобы она вставила в приемное устройство новые батарейки! Черт, да слушает ли она его хоть когда-нибудь? Неужели он все на свете должен делать сам?
Им овладело привычное чувство раздражения. Надавив на клаксон, Остин трижды громко просигналил. Подождал секунды две, потом просигналил снова.
Молли и не подумала выйти.
Остин мечтал об отдыхе, и ему не терпелось попасть в дом. Конечно, он мог немного посидеть в машине – подождать, когда кончится дождь, но терпение к числу его достоинств не относилось. Выключив зажигание, он распахнул дверцу автомобиля и под хлеставшими с неба дождевыми струями побежал к гаражу, разбрызгивая лужи тонкими кожаными туфлями, отнюдь для хождения по воде не предназначавшимися. Пиджак, в который он был одет, тоже промок в одно мгновение.
Открыв ключом боковую дверь, Остин вошел в гараж и нажал на кнопку подъемного механизма. Мотор заработал, и закрывавшая въезд металлическая створка медленно поползла вверх. Остин выскочил из гаража и вернулся к машине.
К тому времени как он припарковал свой «Мерседес» рядом с микроавтобусом супруги, настроение у него улучшилось. Он успокоился и постарался выбросить досадное происшествие с дверью из головы.
Выбравшись из машины, он прихватил с собой кейс с документами и бумажный пакет с предназначавшейся для Молли «грибной птицей». Эта изготовленная из сушеных грибов штуковина поразила его воображение своими реалистическими деталями и удивительным сходством с настоящей птицей. Во всяком случае, до сих пор он ничего подобного не видел.
Теперь, однако, ему пришло в голову, что подарок, возможно, вовсе не окажется для его супруги приятным сюрпризом и, весьма вероятно, вызовет у нее недоумение и даже раздражение. До Рождества и до ее дня рождения было еще далеко, а у них с женой не было заведено дарить друг другу подарки просто так – без всякого повода. Признаться, Остин и сам точно не знал, зачем купил это. Быть может, по той только причине, что, увидев ее, сразу же подумал о Молли. В любом случае, он сделал покупку под воздействием мгновенного импульса, испытывал сейчас по этому поводу чувство досады и решил припрятать подарок до лучших времен.
Прежде чем открыть дверь, ведущую из гаража на кухню, он провел рукой по еще мокрому крылу своего серебристого автомобиля, пытаясь определить на ощупь, не осталось ли на нем следов от вмятины, появившейся после того, как брат Молли врезал по его «Мерседесу» клюшкой для гольфа. Крыло, однако, было как новенькое, и Остину оставалось только отдать должное прекрасной работе делавших ремонт кузовщиков.
Никто не понимал, что значила для него эта машина, не подозревал, что она являлась для него чем-то бо́льшим, нежели просто символом благополучия и престижа. Между тем дорогая машина была свидетельством того, что он, Остин Беннет, кое-чего в этой жизни достиг, хотя его отец и утверждал обратное.
Дверь на кухню оказалась запертой.
Странно. Молли не имела привычки запирать двери, и Остин не раз ее за это ругал: слишком много шастало вокруг разного рода психов. Неужели она решила все-таки его послушать?
Вряд ли.
Он сбросил мокрые туфли, снял и встряхнул пиджак, достал из кармана ключи, отпер дверь и вошел на кухню.
Молли не относилась к тому типу женщин, которые любят без особой на то нужды переставлять мебель, поэтому Остину не приходилось волноваться, что он, войдя в дом, обнаружит там нечто новое и непривычное взгляду. Он мог быть уверен, что в доме ничего не изменилось и каждый предмет находится на привычном месте. Он также не сомневался, что Молли занимается сейчас привычными домашними делами – в частности, готовит ему ужин.
«Вот бы она удивилась, – подумал Остин, – если бы я предложил ей переставить мебель или, более того, заново отделать кухню».
Это означало бы, что он проявляет интерес к их совместной жизни, и Молли для него как-никак жена, а не просто бестелесный призрак.
Остин, оставляя на полу мокрые следы, прошел через кухню в свой кабинет.
Свет нигде не горел, запаха пищи не чувствовалось.
– Молли!
Куда, черт возьми, она запропастилась?
Остин поставил кейс и бумажный пакет с подарком на стол, повесил пиджак на стул.
– Молли!
Не получив ответа, он снова прошел на кухню. Глянув в окно, машинально отметил, что дождь почти закончился. Теперь вместо низвергавшихся с неба струй воды во дворе едва заметно моросило. Сквозь кухонное окно можно было увидеть заброшенный сад, в котором Молли прежде разводила розы.
Он нахмурился, вспомнив, что несколько месяцев назад Молли отдала большинство столь ценимых ей розовых кустов дочери. Когда Остин спросил у нее, куда вдруг исчезли цветы, она сказала, что розы у них на участке принимаются с трудом и их лучше всего пересадить на другую почву.
Рассматривая через окно двор, Остин обратил внимание на кормушки для птиц.
Пусто.
Между тем Молли никогда не оставляла кормушки пустыми. Помимо Эми и ее дочурки Мелинды, она больше всего на свете любила розы и птиц. В таком вот порядке.
На смену раздражению пришло беспокойство.
С тревожно забившимся вдруг сердцем он стал большими шагами, чуть ли не бегом, комнату за комнатой обходить дом.
– Молли!
Вообще-то вчера Остин собирался ей позвонить, но не позвонил – из гордости. Не хотел, чтобы она думала, будто он о ней беспокоится.
Надо было все-таки позвонить.
Что-то с ней случилось. Возможно, на нее напали. Может быть, ее даже…
Остин прошел из кухни в столовую, а оттуда направился в гостиную. Мертвую тишину комнат нарушало только его неровное, прерывистое дыхание.
В доме был полный порядок и все стояло на своих местах.
Он уже начал поднимался по крытой ковровой дорожкой лестнице на второй этаж, как вдруг что-то заставило его снова вернуться в столовую. Нечто такое, что он заметил, но не сумел с первого взгляда ни осознать полностью, ни оценить. На буфете, как обычно, лежала белая кружевная салфетка. На ней стояли их семейные фотографии в рамках. Так вот – почти все эти фотографии исчезли.
Осталась только одна: с его, Остина, портретом.
Остин повернулся и полетел вверх по лестнице, выкрикивая имя жены и перепрыгивая через три ступени. Когда он ворвался в спальню, которую они делили с женой на протяжении почти двадцати лет, его взгляд прежде всего упал на старательно застланную постель и стоявшие на полу под кроватью его домашние туфли. На туалетном столике лежала вырванная из блокнота страничка, сложенная в несколько раз и надписанная мелким почерком Молли.