Когда волны улеглись, Остин снова забросил удочку. У него это получилось не слишком изящно, но все-таки значительно лучше, чем два дня назад. Когда он забросил свою снасть в первый раз, ему не удалось даже закинуть поплавок в воду – он упал на доски настила прямо ему под ноги.
Если честно, Остин пока ни одной рыбы не поймал. Он просто практиковался, и ни крючка, ни наживки у него не было. К леске были привязаны только грузило и поплавок.
Смотав леску, Остин повторил попытку. В общем, он был доволен достигнутыми успехами хотя бы по той причине, что прежде ни разу на рыбалке не был, и это дело было для него в новинку. Правда, лет десять назад соседу удалось разок выманить его на замерзшее озеро, но опускать снасть в лунку во льду куда легче, чем забрасывать ее далеко в воду. Это прежде всего требовало отличной координации движений, а у Остина после инсульта с этим были проблемы.
Размахнувшись, Остин забросил удочку. Грузило со всплеском ушло на глубину, а поплавок запрыгал на поверхности воды.
Здорово!
Интересно, Молли видит, как он забрасывает удочку?
Остин глянул через плечо.
Она лежала на берегу на полотенце, согнув одну ногу в колене. Поскольку на ней были темные очки, он не мог понять, открыты у нее глаза или нет. Обрезанные джинсы Молли подвернула выше колен, а топ она подоткнула под бюстгальтер, чтобы подставить солнцу живот.
Остин едва ли не воочию ощущал исходивший от нее запах кокосового лосьона.
«Забудь о том, что между нами было», – так, кажется, сказала она ему три дня назад? Но как он мог об этом забыть? Все его помыслы были сосредоточены именно на этом. Кстати, Остин не сомневался, что Молли тоже не забыла о той ночи. Иногда, когда он оборачивался в ее сторону, то замечал, что она тоже на него смотрит. Но как только их глаза встречались, она сразу же отводила взгляд. Странное дело, при этом у нее на щеках всякий раз появлялся легкий румянец.
После стольких лет совместной жизни он наконец понял, что интимная близость, которая была между ними три дня назад, являлась своеобразным идеальным воплощением того, как должны складываться отношения между супругами. Заниматься любовью так значило похоронить недоброжелательство, навсегда забыть об эгоизме и относиться к своему партнеру с нежностью и пониманием.
Остин, однако, был реалистом и понимал, что такое, возможно, никогда больше не повторится. В том, что произошло между ними, было нечто особенное, труднообъяснимое.
Потом Остин стал раздумывать над тем, в самом ли деле Молли получила удовольствие от их близости или только притворялась.
«Забудь об этом!» Это ведь она сказала, не он…
Размышления Остина прервал громкий голос Молли. Усевшись на полотенце и сняв очки, она крикнула:
– Как ты насчет того, чтобы искупаться?
Вот оно! Молли опять бросает ему вызов. Она словно проверяет его на прочность. Она назвала эту поездку отпуском, но, в сущности, они ведут самую настоящую походную жизнь. Вчера, к примеру, она предложила ему заняться готовкой, а позавчера отправила за покупками в ближайший магазин у шоссе…
И вот теперь она хочет, чтобы он начал плавать.
Если разобраться, плавание – удовольствие, а удовольствия отец Остина не одобрял. «Нечего заниматься пустяками, – говорил он. – Главное – дело, которому ты служишь».
Между тем Молли прошла на пристань и нырнула. Ушла под воду легко, по-спортивному, очень чисто. Всплеска почти не было.
Вынырнув в нескольких ярдах от пристани, она забила по воде рукой, призывно закричала:
– Ну что же ты? Идешь?
Остин стал крутить катушку, сматывая леску. Катушка жужжала, как рассерженная пчела.
– Нет!
Он никогда не говорил ей, что умеет плавать. Точно так же никогда не говорил, что не умеет. У них вообще никогда на эту тему разговор не заходил. Остин решил и на этот раз попробовать отмолчаться. В воду лезть отказывался, но никак этого не мотивировал.
– Плавать тебе полезно, – не сдавалась Молли. – Это ведь род водотерапии. Помогает разрабатывать конечности.
Остин смотал леску и стал укладывать грузило и поплавок в предназначенные для этого гнезда.
– Не буду, – сказал он, делая вид, что все его внимание поглощено удилищем.
– А кто мне поможет, если у меня вдруг сведет ногу? – задала коварный вопрос Молли, начиная выгребать на глубину.
Остин прислонил удилище к деревянным перильцам и бросил взгляд в ее сторону.
– А ты не заплывай слишком далеко.
Молли остановилась и закачалась на одном месте, как поплавок.
– Я буду плыть до тех пор, пока ты не залезешь в воду.
Продолжает настаивать. Вот упрямица.
Ничего-то она не знает.
– Эй, Молли!
Она ничего не ответила и поплыла прочь от пристани… Туда, где вода меняла свой цвет с голубого на темно-синий. Там и вправду было глубоко, а со дна били холодные ключи.
– Молли! Тебе нельзя… так далеко заплывать! – За последние несколько дней Остин стал говорить куда разборчивее, чем раньше. Кроме того, он быстрее подбирал нужные слова. – Когда не знаешь дна… нельзя купаться одной… Это опасно!
– А ты на что?
Ну же, Остин! Признайся ей: «Я не умею плавать». Давай, говори скорей!
Она уплывала все дальше…
– Молли! Богом тебя прошу…
Остин вспомнил, как смотрел на него отец, когда у него что-нибудь не получалось. С презрением и насмешкой. Вдруг у Молли тоже будет такой взгляд?
– Я не умею плавать!
Его слова эхом прокатились над поверхностью воды.
«Я не умею плавать… Не умею плавать…»
На глаза Остина навернулись злые слезы унижения. Сквозь их пелену он видел, как Молли развернулась и поплыла по направлению к берегу. «Слава богу, – подумал он. – Хоть не зря признался». Несмотря на то, что он злился на Молли за свое вынужденное признание, он не мог не восхищаться тем, как грациозно она плыла и как уверенно чувствовала себя в воде.
Добравшись до крохотного причала, Молли закачалась на воде рядом, переводя дух.
Остин подошел к краю пристани и наклонился.
– Давай руку.
– Только не пытайся… меня вытаскивать… Тебе нельзя поднимать тяжести.
– Дай мне руку, – повторил Остин.
К удивлению Остина, она не стала больше ему противиться и протянула руку.
Остин схватил ее за запястье и тащил вверх до тех пор, пока Молли не оказалась с ним рядом.
С нее ручьем катилась вода. Усевшись на деревянные доски настила, она первым делом стала отжимать волосы. Грудь у нее вздымалась и опадала, а на руках и ногах выступили мурашки. Хотя она купалась, так и не сняв топа, он видел ее затвердевшие от холодной воды соски, проступавшие даже сквозь двойной слой материи.
Остин подал ей полотенце.
Молли взяла полотенце и в первую очередь промокнула лицо.
– Почему ты мне не сказал, что не умеешь плавать?
Приведя в порядок лицо, она стала вытирать длинные загорелые ноги. Остин был не в силах оторвать от них взгляд.
– Так почему все-таки ты мне об этом не сказал? – повторила вопрос Молли.
– Да так… Повода не было. – Теперь, когда Остин открыл ей свою тайну, ему стало легче.
– Могу тебя научить.
Молли наблюдала за мужем, пытаясь понять, как он отреагирует на очередной вызов, который она ему бросила. Солнце уже согрело ее, и на щеках у нее заиграл нежный румянец.
Остин, глядя на нее, заметил и этот румянец, и крохотные веснушки на кончике носа.
Какая же она все-таки красивая.
Между прочим, она все еще его жена.
Но скоро от него уедет…
Остин перевел взгляд на свою трость, которую он прислонил к деревянным перилам рядом с удочкой. Черт! Он и ходить-то нормально не может. Где уж тут учиться плавать?
К тому же, учись не учись, она все равно от него уйдет.
Схватив трость и сгорбившись, он двинулся нетвердой походкой в сторону стоявшей на берегу хижины, которую они с Молли снимали.
На пятый день их пребывания на озере Молли предложила Остину прокатиться на машине. Остин был не прочь посмотреть окрестности, но она настаивала, чтобы за руль сел он.