– Ты что, с ума сошла?
Удивительное дело! Он сомневается в ее душевном здоровье, а сам ведет себя, как настоящий псих!
– Немедленно возвращайся в дом, – гаркнул он.
– Что ты здесь делаешь?
– Общаюсь с природой.
В его голосе слышалась эйфория.
Развернув ее за плечи в ту сторону, откуда она пришла, и легонько подтолкнув ее в спину, он сказал:
– Уходи отсюда!
Дождь заливал ей лицо, так что она почти ничего вокруг себя не видела. Сделав шаг вперед, Молли поскользнулась и чуть не упала на раскисшую землю. Остин, однако, не дал ей упасть и вовремя подхватил ее. Она прижалась к нему всем телом и положила руки на его грудь. Кожа у него была скользкая от воды и холодная как лед.
– Ты тоже должен вернуться в хижину. Я без тебя не уйду.
Остин понял, что на этот раз ему от нее не отделаться, и кивнул. Потом повернул голову и взглянул на свой импровизированный лагерь, который разбил под высоким деревом.
– Нужно забрать спальный мешок, – сказал он, но Молли схватила его за руку и удержала.
– Не надо. Потом заберем.
Он заколебался. Практичный старина Остин.
– Он намок и весит, наверное, тонну. Потом возьмем, после грозы. Когда вода стечет.
Он не стал спорить и послушно зашагал рядом с ней по тропинке.
В эту минуту проклятые батарейки окончательно выдохлись и фонарь погас. Они шли бок о бок в полной темноте по размытой дождем тропинке, и путеводным маяком для них были горевшие в отдалении окна хижины.
– Немедленно снимай с себя все мокрое, – велела Молли, как только они оказались под навесом крыльца.
Войдя в хижину, она схватила первые попавшиеся полотенца и поспешила назад. Как выяснилось, спешила она зря. Остин стоял на пороге в той же позе, в какой она его оставила, и восторженным взглядом смотрел на бушевавшую вокруг бурю.
Она повернула его лицом к себе и стала расстегивать на нем джинсы: сначала металлическую пуговицу, потом «молнию». Как это часто случалось в последнее время, белья на нем не было.
Ударил гром. Висевшая над крыльцом лампочка замигала, а потом погасла. Из-за грозы прекратилась подача тока.
Глава 27
Утаить факт эрекции было просто невозможно. Когда Молли расстегивала на нем джинсы, ее пальцы коснулись его напряженной плоти. От неожиданности Остин едва не вскрикнул.
Когда же она коснулась его напряженной плоти, он подумал, что прикосновения эти, возможно, вовсе не были случайными. При некотором воображении их можно было принять за ласку.
Она стянула с него джинсы, вручила полотенце и отошла в сторону.
Он стоял в темноте, сжимая в руках полотенце и прислушиваясь к шуму бури. Среди звуков доминировали вой ветра и стук колотивших по жестяной крыше дождевых струй.
Молния осветила порог в ту минуту, когда Молли, вскинув вверх руки, стаскивала с себя намокший свитер. Остин увидел ее обнаженные, блестевшие от влаги груди и освещенные небесным электричеством длинные ноги.
Он перевел взгляд на ее лицо и в долю секунды, пока небо перерезала молния, увидел, что она тоже на него смотрит.
Потом все вокруг снова окутала тьма, но Остин продолжал до боли в глазах всматриваться в черное, бархатное пространство. И был за это вознагражден: снова полыхнула молния, и он опять увидел Молли.
На этот раз она была совершенно нагая.
И продолжала смотреть на него.
Остин отшвырнул полотенце и направился в ту сторону, где стояла Молли. В самый последний момент он, однако, заколебался: что, если она его не хочет? Что, если он неправильно истолковал ее взгляд?
Она сама подошла к нему. Так близко, что он чувствовал исходившее от ее тела тепло. И услышал шепот, который, если бы они не стояли так близко, наверняка заглушил бы шум грозы.
– Остин…
Он слышал, как дрожал ее голос и как вырывалось из ее уст короткими, частыми толчками дыхание.
Инстинкт и желание победили.
Остин заключил ее в объятия. И повлек к тому месту на веранде, где стоял стол для пикников. Опершись о край стола спиной, Молли обхватила Остина ногами, готовая принять его в себя.
«Слишком уж я тороплюсь», – сказал себе Остин, борясь с острым, как боль, желанием войти в нее.
Она протяжно застонала, демонстрируя, что ее сжигает желание, не уступающее его собственному. Не желая медлить, она взяла его за член и направила в себя.
Он на мгновение замер, наслаждаясь своими ощущениями.
– Молли, моя дорогая Молли… – словно в забытьи шептал он.
Они оба часто и тяжело дышали, и их груди поднимались и опадали чуть ли не в унисон.
– Я ничего… не забыл, – прошептал Остин. В голове у него шумело, и шум этот заглушал звуки буйствовавшей вокруг стихии.
– Я тоже…
Он шептал ее имя, зарываясь пальцами в ее густые мокрые волосы.
– Я хочу тебя поцеловать… – произнес он.
Обхватив ее голову руками, он, не дожидаясь разрешения, припал губами к ее губам.
Губы у нее были холодные, а язык – теплый. Ее уста были вкуса дождя.
Одновременно он стал двигать бедрами. Медленно, осторожно.
Она ответила ему движением собственных бедер, стараясь подстроиться под ритм, который он начал задавать. Ее руки обнимали его за плечи, прикосновения ее сосков обжигали ему грудь, а ее дыхание эхом отзывалось у него в ушах.
Она заводила его, зажигала в его теле пожар страсти.
Сердце сильными частыми толчками гнало в его кровь адреналин. Он снова стал тем человеком, каким был на опушке, когда, воздев к грозовому небу руки, приветствовал разбушевавшуюся стихию: диким, первобытным, опасным.
Он не мог больше сдерживаться.
И сразу, одним мощным движением глубоко вошел в нее.
Молли громко вскрикнула, а ее пальцы впились в его плечи, оставляя на них багровые отметины.
Остин замер.
Надо быть осторожнее… Ей нельзя причинять боли. И вообще какого-либо вреда…
Но Молли обхватила его ногами еще сильнее, чем прежде.
– Не останавливайся, – попросила она. Стекавшая с ее волос вода капала ему на грудь. – Не останавливайся, прошу тебя.
Бушевавшая вокруг них буря проникла и в ее кровь.
Впервые в жизни Остин отпустил удила и действовал, повинуясь одному только инстинкту.
Они кончили вместе как раз в тот момент, когда буря достигла своего апогея. Грохотал гром, полыхала молния, а ураганный ветер гнул деревья к земле, ломая, как спички, тонкие и слабые.
Когда все было кончено и он в последний раз поцеловал ее в припухшие от страсти губы, они, обняв друг друга за талию, двинулись на ощупь к своей спальне и легли в постель. Они спали, а дождь выстукивал по крыше убаюкивающую мелодию затихавшей грозы.
Под потолком неожиданно вспыхнуло электричество. Свет яркой лампы разбудил Молли. Она приподнялась на кровати и прислушалась. В отдалении все еще рокотал гром, но дождь прекратился. Пытаясь понять, который час, Молли посмотрела в окно.
Все еще было темно.
Она снова улеглась в постель, Остин тут же прижался к ней. Опустив глаза, Молли посмотрела на его руку, лежавшую на ее предплечье. Повинуясь мгновенно возникшему импульсу, она протянула руку и пригладила кончиками пальцев упрямо топорщившиеся у него на руке черные волоски.
Спали ли они хоть раз за годы их семейной жизни вот так – тесно прижавшись друг к другу? Нет, насколько она могла припомнить. Молли завозилась в постели, устраиваясь поудобнее, как вдруг обнаружила, что в ее бедро упирается что-то твердое и горячее.
Молли посмотрела на Остина. Судя по его ровному дыханию, он спал. А она по прошлому опыту знала, что, если он спал, разбудить его было просто невозможно. Осторожно стянув с тела мужа простыню, она посмотрела на его напряженный даже во сне член. Ей захотелось потрогать его. С минуту поколебавшись, она протянула к нему руку.
Он был крепким, упругим и горячим – точь-в-точь таким, как она ожидала.
Лампа у нее над головой замигала и погасла, вновь погрузив во мрак комнату.
Отодвинувшись от Остина, она перекатилась на бок, подложила под щеку руку и остановившимся взглядом стала смотреть в темноту.