Рядом заворочался Остин. Матрас под его тяжестью прогнулся, и Молли невольно перекатилась по кровати ближе к нему, прикоснувшись к его обнаженному телу. Остин неожиданно поднял руку и с силой притянул ее к себе.
Спит ли он на самом деле? Или же притворяется?
Молли снова прислушалась к его ровному дыханию.
Спит.
Он спокойно спит, а она томится желанием. Странно. Что же это такое с ней творится? Она где-то читала, что пик сексуальности наступает у женщин гораздо позже, чем у мужчин, – годам эдак к тридцати пяти или сорока. Так, может, все дело в этом?
Рука Остина легла ей на живот, а потом стала опускаться все ниже и ниже…
Она замерла, ожидая, каким будет продолжение.
Его пальцы погладили курчавые волосы у нее между ног, потом проникли в ее горячее лоно.
Молли почувствовала, как по ее телу волной прокатилась дрожь, а перед глазами на мгновение все потемнело. Желая до него дотронуться, она опустила руку и коснулась его сильного мускулистого бедра.
– Молли…
Его голос донесся до нее, словно через вату.
– Молли, дорогая… – продолжал шептать Остин. – Повернись, прошу тебя.
Она и сама этого хотела, но не отваживалась…
В следующее мгновение Молли оказалась с ним лицом к лицу. Остин перекатился на спину, и она оказалась на нем верхом.
– Упрись коленями в постель, приподними таз… так, а теперь опускайся, опускайся… – хрипловатым от сна и возбуждения голосом руководил Остин ее действиями, поддерживая Молли за бедра.
Она послушно последовала его указаниям и на мгновение замерла, почувствовав его в себе. Потом принялась ритмично подниматься и опускаться, запрокинув голову и изгнав из своего сознания все, кроме страстного стремления достичь оргазма…
Остин смотрел на жену, не отводя глаз, будто загипнотизированный выражением страсти, проступившим у нее на лице. Когда же она достигла кульминации момента, из ее уст вырвался протяжный стон, и Молли, содрогаясь всем телом, упала к нему на грудь, уткнувшись лицом в его плечо.
Остин понял, что ему никогда не забыть ее исполненных страсти и желания глаз, а также удовлетворения, написанного на ее лице, когда она кончила. Теперь, когда Остин окончательно убедился, что она в состоянии получить в его объятиях наслаждение, почувствовал такую уверенность в своих мужских способностях, какой у него прежде никогда не было.
Остин уложил Молли рядом с собой, заглянул ей в лицо и, наклонив голову, поцеловал – сначала в нос, а потом в веки и губы.
Постепенно возвращаясь к действительности, она стала ему отвечать…
Когда над потолком во второй раз за ночь вспыхнула лампа, Остин, не обращая внимания на свет, продолжал ласкать Молли. С каждым разом его поцелуи становились все требовательнее, все настойчивее. Прочертив губами и языком у нее на теле дорожку от подбородка до живота, он с шумом втянул в себя воздух и, словно ныряя в омут, приник ртом к нежным складкам у нее в промежности.
Она застонала и, судорожно цепляясь пальцами за сбившиеся простыни, стала ритмично двигать бедрами.
– Остин… Ах!
Многие годы он мечтал, чтобы Молли произносила в минуту близости его имя – именно так, как она это сделала сейчас.
– Хочешь меня? – спросил он изменившимся до неузнаваемости голосом.
Она запустила ему в волосы пальцы обеих рук, еще сильнее прижала к себе его голову и дрожащим от страсти голосом произнесла:
– Да, я хочу тебя… очень хочу…
Глава 28
Габриэль взяла с кресла подушку и запустила ею в храпевшего на кровати Марка. Он уснул, даже не сняв одежды.
– Давай, поднимайся, – громко сказала она, не скрывая своего раздражения.
Марк застонал, покрутился на своем ложе, но глаз не открыл.
– Звонила Рейчел. Спрашивала, почему ты не вышел на работу. Я ей сказала, что ты заболел.
Марк перекатился на спину.
Как обычно, они провели предыдущую ночь, занимаясь любовью и пробуя разные позиции. Но когда Габриэль, объявив, что уже глубокая ночь и пора спать, отправилась на боковую, Марк спать не пошел. Проснувшись среди ночи, Габриэль обнаружила, что он сидит в гостиной и слушает музыку. Когда же она предложила ему идти спать во второй раз, Марк, не сказав ей ни слова, торопливо оделся, вышел из дома и не возвращался до самого утра.
– Что с тобой? Какая муха тебя укусила? – спросила она, подходя к кровати и принимаясь его тормошить.
Марк тряхнул головой, приподнялся на локте и посмотрел на нее налившимися кровью глазами.
– Ты, – сказал он, ткнув в ее сторону пальцем. – Ты – та самая муха, которая меня искусала.
Его жестокие слова больно задели ее сердце. Да как он смеет обвинять ее в собственных грехах? Опершись коленом о край постели, Габриэль схватила его обеими руками за шиворот.
– Лжец! – закричала она, со злостью глядя на него. – И все твои слова – ложь. Причем ты лжешь не только мне, но и себе. Я, конечно, университетов не кончала, но не надо большого ума, чтобы понять – ты себя жалеешь и строишь из себя несчастненького. А все из-за нее – из-за Молли!
Марк сел на постели, смерил Габриэль гневным взглядом и с силой оттолкнул от себя. Она испугалась – впервые с тех пор, как ее избили у стриптиз-клуба.
– Только не надо валить с больной головы на здоровую. Выходит, проблемы не у тебя, а у меня?
У Габриэль на глаза навернулись слезы, но показывать Марку, как глубоко ее задели его слова, она не хотела. Выставив вперед подбородок и высоко подняв голову, она крикнула:
– Свинья!
Это было единственное слово, пришедшее ей в тот момент в голову, которым она могла коротко охарактеризовать своего любовника.
Марк вздрогнул, замигал и… неожиданно стал прежним милягой Марком.
– Извини меня, Габриэль, – пробормотал он. Вся злость у него прошла, и теперь в его глазах проступали тоска и печаль. – Я был не прав. Не знаю, что на меня нашло.
«Что, в самом деле, с нами происходит? – подумала Габриэль. – А с ним? Или он прав, и причина его нынешнего состояния – во мне?»
Ведь он был такой хороший, такой правильный, когда она с ним познакомилась. Да, она хотела измарать его в грязи, чтобы низвести до своего уровня, но не подозревала, насколько разрушительной может быть для него связь с такой особой, как она.
Ей захотелось попросить у Марка прощения, но Габриэль знала, что ее слова только разжалобят его. Между тем для того, чтобы он смог выправить свою жизнь, необходимо было сделать так, чтобы он ее возненавидел.
– Ты такой глупый… – сказала она, ясно понимая, что Марк никогда не полюбит такую пропащую женщину, как она. – Думаешь, я так уж на тебя запала? Да ничего подобного. Трахаешься ты, конечно, неплохо, ничего не скажу, но трахаться – это еще не все. Скучный ты – вот в чем твоя проблема. Ты как та старая калоша, которая сдает тебе квартиру…
– Не смей говорить о миссис Девенпорт в таком тоне! – вскинулся Марк.
Из-за своей преданности старой леди он понравился ей еще больше, но она продолжала упрямо гнуть свою линию:
– Вот с кем тебе надо жить. Будете вместе резаться в картишки и печь пирожные для благотворительных вечеров. – Тут Габриэль усмехнулась, вспомнив, как Марк учил ее смазывать пирожные яичным белком, чтобы корочка вышла ровная и блестящая. Подумать только – корочка! Какой, скажите, мужик станет беспокоиться о такой ерунде?
Марк вскочил, но вместо того, чтобы выйти из комнаты, подошел к ней, стиснул в объятиях и прижал к груди.
– Зачем, скажи, мы друг друга мучаем?
Только одно мгновение она позволила себе расслабиться, но потом резким движением оттолкнула его.
– Мне надо ехать, – сказала она.
Он с минуту помолчал, потом согласно кивнул:
– Ты права. Но, в любом случае, прости меня, Габриэль. Очень тебя прошу.
Она дождалась, когда он пошел принимать душ, и начала собирать свои вещи: постелила на пол простыню – ее собственную, между прочим, – и стала швырять на середину одежду, обувь, белье, косметику…