И все это обман. Меня обманом заставили пронести на Землю ту машинку, меня прижали к стене, так что поневоле пришлось просить о помощи, - и помощь явилась в лице этого самого Смита, по крайней мере он в ней участвует. И его сообщение о единственном условии пришельцев тоже едва ли не обман. Все это старо, как мир. Люди ли, пришельцы ли - все одинаковы. Если чего захочется позарез - добывают правдами и неправдами, не стесняются, тут уж все средства хороши.
Где нам с ними тягаться. Они с самого начала умели нас перехитрить, а теперь мы и вовсе выпустили вожжи из рук, и на этом Земле - крышка.
Смит удивленно смотрит вслед убегающим репортерам.
- Что такое?
Будто не понимает. Ох, свернуть бы ему шею…
- Идем, - сказал я. - Отведу вас в муниципалитет. Ваш приятель сейчас там лечит людей.
- Но почему так бегут? Почему так кричат? Какая причина?
- Еще спрашивает! - сказал я. - Вы же сами заварили эту кашу.
2З
Я вернулся домой - и застал там Нэнси, она ждала меня, сидя на крыльце. Она вся сжалась, затаилась, одна против всего мира. Я увидал ее издали и ускорил шаг, никогда в жизни я так ей не радовался. Во мне все смешалось: и радость, и смирение, и такая нахлынула безмерная, еще ни разу не испытанная нежность, что я едва не задохнулся.
Бедная девочка! Нелегко ей. Дня не прошло, как она вернулась домой, и вдруг в ее родном доме, в том Милвиле, какой она помнила и любила, все полетело в тартарары.
Из сада, где, наверно, все еще росли на кустиках крохотные пятидесятидолларовые бумажки, донесся крик.
Я отворил калитку, услыхал этот яростный вопль да так и застыл.
Нэнси подняла голову и увидела меня.
- Это ничего, Брэд, - успокоила она. - Это просто Хайрам. Хигги велел ему сторожить деньги. А в сад все время лезут ребятишки, знаешь, мелюзга лет по восемь, по десять. Им только хочется сосчитать, сколько денег на каждом кусте. Они ничего плохого не делают. А Хайрам все равно их гоняет. Знаешь, иногда мне его жалко.
- Хайрама жалко? - изумился я. Вот уж не ждал: по-моему, можно пожалеть кого угодно, только не Хайрама. - Да он же просто болван и гад.
- Но этот болван и гад что-то хочет доказать всему свету, а что - и сам не знает.
- Что у него силы, как у быка…
- Нет, - сказала Нэнси, - совсем не в том суть.
Из сада во весь дух выбежали два мальчугана и мигом скрылись в конце улицы. Хайрама не было видно. И вопли затихли. Он свое дело сделал: прогнал мальчишек.
Я сел на ступеньку рядом с Нэнси.
- Брэд, - сказала она. - Все очень нехорошо. Все идет как-то не так.
Я только головой мотнул: конечно, она права.
- Я была в муниципалитете, - продолжала Нэнси. - Там это ужасное существо, эта сморщенная обезьяна всех лечит. Папа тоже там. Помогает. А я просто не могла оставаться. Это невыносимо.
- Ну, что уж тут такого плохого? Этот… это существо - называй как хочешь, - вылечил нашего дока Фабиана. Док опять на ногах, бодрый, будто заново родился. И у Флойда Колдуэлла больше не болит сердце, и…
Ее передернуло.
- Вот это и ужасно. Они все как будто заново родились. Стали крепче и здоровей, чем когда-либо. Он их не лечит, Брэд, он их чинит, как машины. Колдовство какое-то. Даже непристойно. Какой-то сухой, морщинистый карлик оглядывает людей, не говоря ни слова, просто обходит кругом и оглядывает со всех сторон, и совершенно ясно, что он их не снаружи осматривает, а заглядывает в самое нутро. Я это чувствую. Не знаю как, но чувствую. Как будто он залезает к нам внутрь и… - Она вдруг оборвала на полуслове. - Ты меня прости. Напрасно я так говорю. Это даже как-то не очень прилично.
- Вообще наше положение не очень приличное, - сказал я. - Пожалуй, придется менять свои понятия о том, что прилично, а что неприлично. Пожалуй, очень многое придется менять и самим меняться. И это будет не слишком приятно.
- Ты говоришь так, как будто все уже решено.
- Боюсь, что так оно и есть.
И я повторил ей то, что Смит сказал репортерам. На душе немного полегчало. Больше я ни с кем не мог бы поделиться. Слишком угнетало ощущение собственной вины, всякому другому, кроме Нэнси, я постыдился бы хоть словом обмолвиться.
- Зато теперь не бывать войне, - сказала Нэнси. - Во всяком случае, такой войне, какой все на свете боялись.
- Да, войне не бывать. - Меня это почему-то не очень утешало. - Но с нами может случиться что-нибудь еще похуже войны.
- Хуже войны ничего не может быть.
Ну, конечно, так будут говорить все и каждый. Может быть, они и правы. Но теперь на нашу Землю явятся пришельцы - и, раз уж мы это допустили, мы в их власти. Они нас провели, и нам нечем защищаться. Цветам довольно к нам проникнуть - и они могут вытеснить, подменить собою все растения на всей Земле, а мы и знать ничего не будем, не в наших силах это обнаружить. Стоит их впустить - и мы уже никогда ничего не будем знать наверняка. А с той минуты, как они заменят наши растения, они наши хозяева и повелители. Ибо весь животный мир на Земле, в том числе и человек, существует только благодаря земным растениям.
- Одного не пойму, - сказал я. - Ведь они могли всем завладеть и без нашего ведома. Немного времени, немного терпения - и они все равно захватили бы всю Землю, а мы бы ничего и не подозревали. Ведь некоторые уже попали в Милвил, пустили здесь корни. Им необязательно оставаться цветами. Они могут обратиться во что угодно. За сто лет они подменили бы собой каждую ветку и листок, каждую травинку…
- Может быть, тут важно время, какой-то срок, - сказала Нэнси. - Может быть, им почему-то нельзя ждать так долго.
Я покачал головой.
- Времени у них вдоволь. А захотят - так добудут еще, они умеют им управлять.
- Ну, а если им что-то нужно от людей? Вдруг у нас есть что-то такое, чего им не хватает? Общество, состоящее из растений, само по себе ровно ничего не может. Они не передвигаются, и у них нет рук. Накопить бездну знаний - это они могут, и мыслить, и обдумывать, строить любые планы. А вот осуществить эти планы и замыслы им не под силу. Для этого им нужны товарищи и помощники.
- Помощники у них и сейчас есть, - напомнил я. - Сколько угодно. Кто-то смастерил же для них ту машинку - «машину времени». А доктор, похожий на обезьянку? А верзила Смит? Нет, помощников и сотрудников Цветам хватает. Тут кроется что-то другое.
- Может быть, жители тех миров - обезьянки, великаны - не то, что им нужно. - сказала Нэнси. - Может, они переходят из одного мира в другой потому, что ищут какое-то другое человечество. Самое подходящее для них. Ищут подходящих товарищей и сотрудников. Вдруг мы и есть самые подходящие.
- Наверно, все другие оказались недостаточно злыми и подлыми, - вырвалось у меня. - Возможно, они ищут злобное племя, племя убийц. А мы и есть убийцы. Может, им нужны такие, чтоб набрасывались, как бешеные, на новые миры и всюду несли разорение и гибель, - беспощадное племя, свирепое, ужасное. Ведь если вдуматься, мы ужасны. Наверно, Цветы так и рассчитали, что, если они объединятся с нами, их уже никто и ничто не остановит. Вероятно, они правы. У них - богатейшие запасы знаний, могущественный разум, а у нас - понимание физических законов, чутье ко всякой технике: если все это объединить, для них и для нас не останется ничего невозможного.
- А по-моему, совсем не в том дело. Что с тобой, Брэд? С самого начала мне казалось, что эти Цветы, на твой взгляд, не так уж плохи.
- Может, они и не плохи. Но они столько раз меня обманывали, и каждый раз я попадался на удочку. По их милости я - пешка, козел отпущения.
- Так вот что тебя точит.
- Я себя чувствую последним мерзавцем, - признался я.
Мы еще посидели молча. Улица лежала тихая, пустынная. За все время, пока мы сидели вот так рядом на крыльце, мимо ни разу никто не прошел.
- Не понимаю, как люди могут обращаться к этому чужому доктору, - вновь заговорила Нэнси. - Меня от одного его вида жуть берет. Кто его знает…
- Мало ли народу верит знахарям и шарлатанам, - сказал я.