Они всегда знали, что чернь, даже если удастся ее на короткое время ввести в заблуждение, ослепить ложными огнями, все равно вернется под привычное ярмо и вновь примется тянуть вековечную лямку рабства и пошлости. Именно поэтому не стоит принимать во внимание цвет и формы гигантского людского болота.
Рано или поздно все равно представится случай раскачать его, вывести из равновесия, обмануть очередной байкой про кисельные берега. И тогда снова придет наше время, которое мы, исходя из опыта ошибок, уже не отпустим — мы будем жестко распоряжаться судьбой Левиафана.
В каком-то смысле реформаторы 90-х обманули и сами себя, считая клюнувшую на демократическую приманку толпу настолько темной и в силу этого бесконечно управляемой. Они верили, что она так и продолжит покорно и слепо следовать проложенными для нее путями.
Но за последние 10–15 лет либеральное сообщество окончательно убедилось в том, что никаких механизмов демократии российскому демосу доверять нельзя.
На Западе-де можно. Там инструменты манипуляции настроены настолько тонко, вся система отлажена так хорошо, что почти не дает сбоев. А в России распоясавшаяся чернь, как выяснилось, может в одно мгновение смахнуть в мусорную корзину тех людей, которые только и знают правду о том, как следует обращаться с «этой страной».
Если настоящая элита, вынужденная сейчас столоваться в прихожей, вновь вернется к власти, она не даст народу шанса. Он его не заслуживает. Новое тоталитарное завтра будет способно составить нешуточную конкуренцию всем режимам, безосновательно претендовавшим на статус кровавых.
И братья меч вам отдадут
Конфликт между интеллигенцией и государством кажется незначительным только с высоты последних лет, когда мы стали свидетелями угасания протестной активности. Но его последствия, не случись переворота на Украине, могли бы быть куда более серьезными.
Как ни цинично это прозвучит, но Украина в последние годы стала фактором внутренней стабильности для России. Ей удалось в полной мере проявить истинную суть тех ценностей и мифов, которыми отчасти по инерции, отчасти в силу непреодолимой интеллектуальной лени продолжал очаровываться российский образованный класс.
Божества, которым страна начинала молиться еще в перестройку, как-то: laissez-faire, т. е. невидимая рука рынка, свобода слова, выборы, разделение властей, права человека и прочее — все то, что казалось основой настоящего европейского порядка жизни, — были развенчаны по итогам 90-х годов XX века не в их фундаментальной сущности. Критика либеральных реформ в большей степени была связана с представлением о том, что за дело взялись не с того боку, в результате загубив прекрасное начинание на корню.
Многие так и продолжали пребывать в уверенности, что если бы преобразовывать страну начали профессионалы и специалисты, то им бы удалось добиться чистого и точного звучания всех этих прекрасных нот.
Этот настрой во многом продолжал генерировать недовольство порядком вещей в России. Образованные люди знали, в какой последовательности выстраиваются подлинные демократические приоритеты. И то, что власть ежечасно не кладет голову на плаху ради торжества парламентаризма, свободного слова, независимой судебной системы, вызывало у них глухое, а подчас и нет, но постоянное раздражение.
Им было ведомо, как надо обустраивать Россию, и нежелание руководства России следовать понятному для всех, очевидному плану преобразований они относили на счет своекорыстия и полной духовной развращенности людей, пробравшихся на вершину властной пирамиды.
Этот конфликт между интеллигенцией и государством кажется незначительным только с высоты последних лет, когда мы стали свидетелями угасания протестной активности. Но его последствия, не случись переворота на Украине, могли бы быть куда более серьезными. И сегодня среди гуманитариев — людей, отвечающих за образование на всех уровнях, медиа, в науке, искусстве в широком смысле, условно говоря, либеральные подходы если уже и не правят бал, то уж по меньшей мере продолжают удерживать весьма серьезные позиции.
А еще несколько лет назад либеральный тренд в этой среде был тотально преобладающим. Политическую повестку в России формировала именно эта публика, по мнению которой российское государство упорно двигалось в неверном направлении по воле людей, не желающих верно отстроить страну по вышеуказанным линиям.
Наши идеалисты были уверены, что это вообще очень просто — разобраться с фальсификациями во время выборов, запустить в парламент людей с прекрасными помыслами, которые сумеют очаровать избирателя правильными речами, сделать суд моментально независимым, остановить коррупцию и все такое прочее. Была бы на то господская воля. Кроме того, они не сомневались в том, что решение именно этих проблем сразу дарует стране процветание и благоденствие.