Навальный предложил юнцам не столько выразить недовольство властями, он просто открыл для них новый ракурс, позволив рассматривать государство как объект, который можно относительно безнаказанно дразнить и провоцировать.
Если что, я не о Навальном, а о детях. На самом деле в каком-то смысле спровоцированные им беспорядки я бы предложил считать удачной акцией.
То, что значительное количество людей негативно оценило буйство подростков на Тверской в Москве и на Марсовом поле в Питере, для самих тинейджеров едва ли имеет хоть какое-то значение.
Думаю, что даже наоборот — будучи осуждаемы общественным мнением, они еще более склонны ощущать себя героями, поскольку идти против течения, бросать вызов обществу, выходить в одиночку против большинства, противостоять неумолимой силе обстоятельств — не в этом ли самопожертвовании заключена трагедия и правда героизма.
Помните, как у Тютчева:
Собственно, само участие в акции протеста способно резко повысить самооценку подростка вне зависимости от того, действительно ли он хоть что-то понимает в претензиях организаторов к властям. Здесь, я думаю, речь может идти все-таки о своего рода состязании в храбрости — кто подергает тигра в клетке за усы.
Все мы в этом нежном возрасте делали что-то подобное: заскакивали на подножку поезда на ходу, цеплялись за задний кронштейн троллейбуса, чтобы прокатиться на роликах или доске, прыгали с крыш, забирались на высотные сооружения.
Одним словом, подвергали себя риску по одной-единственной причине — чтобы явить себя городу и миру, а главным образом таким же, как и мы сами, отрокам и отроковицам.
Навальный предложил юнцам не столько выразить недовольство властями, поскольку едва ли у ребят и девчонок, участвовавших в несанкционированных шествиях, есть сколько-нибудь серьезные, выстраданные мятежные думы, он просто открыл для них новый ракурс, позволив рассматривать государство как объект, который можно относительно безнаказанно дразнить и провоцировать.
А уж задержания — это просто полный восторг! В представлении тинейджера это выглядит так, как будто колоссальная громада государства обращает свое царственное и тяжеловесное внимание на него — юного, ничем еще не примечательного человека.
Он вступает в состязание с силой, многократно превосходящей его по удельному весу, и выигрывает уже по факту брошенной перчатки.
Тютчев описал и эту ситуацию:
Восхищенные взгляды друзей и возможных подружек, сотни лайков в социальных сетях, аплодисменты за храбрость — вот истинная награда для смельчаков, презревших все неблагоприятные последствия своего поступка: родительский разнос, общественное порицание, томительные часы, проведенные в мрачных казематах охранки.
Подростки, не достигшие совершеннолетия, во-первых, не могут быть подвергнуты наказанию — административному штрафу или аресту, во-вторых, юные существа обязательно чем-то недовольны — родителями, школой, недостатком карманных денег, мизерностью ресурсов, позволяющих продемонстрировать миру, одноклассникам и товарищам во дворе истинное величие собственного «я».
А тут предоставлена возможность шагнуть из ничтожества сразу на сияющий пьедестал в противоборстве с гигантской государственной машиной.
Понятно, что такой инструментальный подход наших оппозиционеров к детям у взрослых и ответственных людей способен вызвать только отвращение.
Но те, кто сделал ставку на привлечение детей к участию в беспорядках, явно рассчитывают на то, что теперь сотни и тысячи других детей будут с завистью наблюдать за тем, как сподобившиеся испытать на себе прикосновение царственного карающего жезла собирают цветы обожания от сверстников.
И не только от сверстников. Западная пресса ликует, празднуя бунт сознательной молодежи, нового поколения, «которое потребует ответа от своих властей».
В комментариях представителей либерального сообщества молодые люди описываются не как малолетние бузотеры, решившие поучаствовать в масштабной и даже слегка опасной движухе, а как стихийные юные борцы с окостеневшим, затхлым тираническим режимом: «Это физиологический протест молодости против дряхлого, циничного и морально устаревшего государства».