- И к тому же, - добавила я, - он очень отличается от моего дома. У нас все упорядоченно и организованно, совершенно не так, как у Кристи с Моникой. Мне нравится этот легкий хаос.
- Когда Берт был маленьким, - Уэс откинулся на спинку стула, - он потерялся в саду, пытаясь найти короткий путь от дороги к дому. Мы слышали, как он зовет на помощь, а потом нашли его буквально в паре метров от стены дома.
- Бедный Берт, - рассмеялась я.
- Он выжил, - фыркнул Уэс. – Он сильнее и умнее, чем кажется. Когда мама умерла, мы все волновались за Берта, ему тогда еще и тринадцати не было. Именно он узнал о ее болезни, я тогда был в Майерсе. Но он удивил всех нас, когда оказался очень стойким и был с ней всегда, даже, когда ей было очень плохо.
- Наверное, для тебя это было еще труднее, - сказала я. – Находиться вдалеке…
- Я вернулся домой, когда ей стало хуже. Но я с самого начала ненавидел эту ситуацию – ужасно быть запертым, когда твоя семья страдает, а ты не можешь быть рядом из-за собственной глупости. Когда меня выпустили, я точно знал, что никогда не совершу такой же ошибки снова. Я должен быть рядом, если что-то случится еще с кем-нибудь.
Официантка подошла к нашему столу с подносом, и мой желудок сжался, хоть я и не была голодна. Она поставила перед нами тарелки, спросила, не хотим ли мы чего-то еще, а затем, шаркая, ушла.
- Вот увидишь, - Уэс кивнул на мою тарелку, - это просто взорвет тебе мозг.
Я посмотрела на него с усмешкой.
- Это вафли, а не второе пришествие.
- Не суди, пока не попробуешь, - заметил он. Я добавила немного масла на вафлю, затем полила сиропом и отрезала кусочек. Уэс внимательно наблюдал за мной, пока я подносила вилку ко рту. Он не принимался за свою еду, ожидая моей реакции. И, знаете, он ее получил. Потому что эта вафля была хороша. Действительно хороша, черт ее побери!
- Так и знал, - указал он на меня вилкой, очевидно, прочитав мои мысли. – Не второе пришествие, но нечто похожее, а?
Я положила в рот еще один кусочек, готовая с ним согласиться. Вспомнив кое-что, я улыбнулась.
- Что?
Опустив взгляд в тарелку, я призналась:
- Ты мне напомнил папу сейчас.
Уэс тоже откусил от вафли, ожидая продолжения.
- Мы никогда не ходили в церковь, хотя мама считала, что нам нужно это делать, и чувствовала вину за то, что в свое время не убедила нас. А папа любил готовить завтраки по воскресеньям и всегда говорил, что это его личная служба, а кухня – его церковь. Он обычно готовил яичницу, бекон, бисквиты и…
- Вафли, - закончил за меня Уэс. Я кивнула, в горле что-то сжалось. Как неловко, подумала я, сидеть в «Мире вафель» и вспоминать папу – но, опять же, рядом со мной был друг, которому можно было доверять! Папе, должно быть, нравилось это место.
- А мама, - внезапно произнес Уэс, макая кусочек вафли в сироп, - привела меня сюда, именно так я и узнал об этом месте. Мы остановились тут однажды, когда возвращались из Гринсборо, где навещали бабушку, а потом привыкли и стали заезжать постоянно. Даже когда она полюбила всю эту чепуху о здоровом питании. Маме очень нравились бельгийские вафли со взбитыми сливками и клубникой, и она съедала все до последней крошки, а потом всю дорогу до дома жаловалась, что потолстела на пять килограммов.
Я улыбнулась, комок в горле растворился.
- Разве это не странно, как ты запоминаешь маленькие детали о том, кто ушел?
- Что ты имеешь в виду?
- Когда умер папа, - откусила я еще немного вафли, - мне было трудно даже думать о чем-то, кроме того дня. Прошло очень много времени, прежде чем я смогла вспоминать какие-то смешные моменты или вообще что-то, связанное с ним.
Уэс начал кивать, не успела я закончить свою фразу.
- Это даже хуже, чем когда человек болеет долгое время. Ты забываешь, что он вообще был здоров когда-то. Время – странная штука, а жизнь – тем более. Ты можешь ждать чего-то, готовиться к этому, но ничто не поможет, когда это случится, и произошедшее все равно ударит со всей силой.
- В последние месяцы я едва сумела начать вспоминать что-то хорошее. Сейчас мне поверить сложно, что это не всплыло в моей памяти раньше, и тогда я все забыла!
- Ты не забыла, - покачал Уэс головой, - и никогда не забывала. Просто в тот момент ты не готова была к этим воспоминаниям. А сейчас ты стала сильнее и выпустила их, позволила себе вернуться в то время.
Я раздумывала над его словами, доедая вафлю.
- Наверное, ты прав. В самом начале думать о нем вообще было непросто, ведь мама решила отдраить весь дом и выбросить все папины вещи. Понимаешь, абсолютно все! И его как будто никогда не существовало.
- У нас дома все не так. Мама везде. Делия убрала большую часть ее вещей в коробки, но тогда она так переживала, что не стала заканчивать с этим, так что одно из маминых пальто висит в шкафу, а пара туфель стоит на обувной полке. И мы постоянно находим ее списки.
- Списки?
- Ну да, - он мягко улыбнулся, глядя на стол. – Она любила держать все под контролем и записывала все: что нужно купить в магазине, кому перезвонить, что сделать сегодня, завтра и на этой неделе… А потом она забывала куда их положила, и, спустя некоторое время, они обнаруживались везде. Это как голос, зовущий тебя сквозь года.
- Должно быть, это странно, - заметила я, но тут же поняла, что это может звучать неправильно, - или, наоборот, хорошо.
- И то, и другое. Берта это бесит, но мне нравится. Можно посмотреть и вспомнить, сделал ли ты то, что она записала в свой список, например. Иногда даже бывает полезно. Прибираешься ты дома – и находишь напоминание о том, что надо позвонить тетушке Сильвии, с которой давно не общался, - он пожал плечами, смутившись. – Так что я их не выбрасываю.
- Понимаю. Я и сама делаю нечто похожее.
- Правда? – удивился Уэс.
- Да. Папе очень нравилось делать покупки в телевизионном магазине, и они приходили даже после его смерти, потому что он получил статус золотого клиента. Мама хотела избавиться от них, но я не позволила ей это сделать, и все эти вещи так и лежат у меня. Например, какой-нибудь…
- Помощник по хозяйству, - подсказал Уэс.
- Ты знаешь о нем?
- Разумеется, - расхохотался он, - эту рекламу знают все. А вообще-то мне всегда хотелось иметь что-нибудь эдакое, - он помахал в воздухе рукой. – Упорядочиватель какой-нибудь, который сортировал бы вещи в шкафу.
- Так закажи, - хихикнула я.
- Ну уж нет. Опасаюсь я их.
- Как и я. Просто они приходят вот так, это словно папа все еще продолжает их заказывать, понимаешь? Будто он все еще рядом.
- Да, может быть. Может все эти вещи…
- Они?.. – я ждала продолжения.
- Может, они значат что-то большее. Никогда нельзя знать наверняка.
Я бросила взгляд за окно, где фары автомобилей рассекали темноту. Стрелки часов на стене уже показывали за полночь, но, судя по шоссе, не спали очень многие. В кафе тоже уже было не так пустынно – здесь сидели семьи с сонными детишками, в отдельной кабинке сидела пара примерно нашего возраста, разглядывая карту и решая, куда ехать дальше. А мы с Уэсом просто сидели и сидели, говорили обо всем на свете и ни о чем. Не помню, когда я в последний раз говорила так много. Может быть, никогда.
Я опередила Кристи и Монику на десять минут. Стелла спала, и в окно я видела, как машина останавливается напротив калитки и девчонки выходят наружу, машут парням на прощание, а затем, держа обувь в руках, крадутся к дому. Когда они вошли в комнату, я уже разворачивала спальный мешок, который Кристи приготовила для меня, и успела переодеться в пижаму. Увидев, что я еще не сплю, подруга явно удивилась.
- Удачный вечер? – поинтересовалась я, пока она стягивала юбку и топ и влезала в безразмерную футболку и пару боксерских шор.
- Нет, - она села на край кровати, взяла ватный тампон и очищающее молочко и стала стирать макияж. Когда половина лица освободилась от косметики, Кристи посмотрела на меня. – Скажу так: Шерман, бывший в отключке большую часть времени, был лучшей частью вечера. А эти ребята… Никакие они не необычные. Я разочарована. Что может быть хуже?!