Генри Каттнер. «Вся правда о золотой рыбке»
The Truth About Goldfish, «Futuria Fantasia», Fall 1939
Перевод О. Петров и И. Самойленко, 2021
Какое-то время назад мне было интересно, к чему движется мир.
Я не раз вставал посреди ночи, подходил к шифоньеру и, заглянув в зеркало, восклицал:
– Вонючка, к чему движется весь этот мир?
Ответы, которые я получил таким образом, не имею права оглашать; но уверяю, моё зеркало – один из самых загадочных предметов на свете. О-о-очень интригующих предметов!
Оно стало моей собственностью при необыкновенных и жутких обстоятельствах, будучи внесено в канун лета прямо в спальню процессией кошек, одетых в странные яркие солнцезащитные костюмы и несущих зонтики в свободных лапах. В тот момент я словно бы оцепенел, но очнулся, как только последний хвост скрылся за дверью. Я тут же выпрыгнул из кровати, при этом сильно порезал большой палец левой ноги о край зеркала.
Хорошо помню, что когда впервые заглянул в эти бездонные дымчатые глубины, в голове сама собой возникла та самая мысль:
– К чему, – сказал я сам себе, – движется мир?
Совершенно очевидно, что логический и критический анализ спекулятивно-научных тенденций является сегодня крайне желательным. Но в том-то и беда, что я, как полагаю, более склонен к пассивной мечтательности.
(Хотел использовать это словосочетание в течении многих лет. К сожалению, сейчас подзабыл в точности, что именно это значит, но можно смело сказать, – нечто неприятное. Где я был? Почему не помню?)
Сегодняшняя научная фантастика расколота пополам, и это не удивительно на фоне оказываемого на неё дурного влияния. Со стороны фанатов, имею в виду; отнюдь не писателей… Писателей размежёвывало и расщепляло надвое во все времена, но с этим ничего не поделаешь…
Это даже хорошо, если вдуматься! Посмотрите на Жюля Верна, Виктора Гюго, и, если уж на то пошло, – на покойного беднягу Тобиаса Дж. Кута.
Я положил цветы на его могилу только вчера. Сейчас он мирно покоится в земле, но ужасный рок преследовал его вплоть до последнего часа. И незавидная судьба мистера Кута обусловлена ничем иным, как расколом фэндома.
Кут был весьма трудолюбивым молодым человеком, серьезным, искренним, обладающим задатками стать когда-нибудь первоклассным писателем. Он воспринимал жизнь степенно и чинно, почти – мрачно.
– Моя работа, – сказал он мне однажды, – дать людям то, что они хотят!
– Я хочу выпить, – ответил я ему тогда. – Принеси мне двойной дринк[1].
Но Кут не мог следовать простым и лёгким путём. Он стал писать научную фантастику. С этого и начались все неприятности. «Это наука?» – Размышлял он. – «Или это выдумка?». Так и возник РАСКОЛ! Именно тогда были посеяны семена неизбежного продвижения к окончательному расщеплению!
В процессе писания своих рассказов Кут приобрёл привычку печатать научную составляющую левой рукой, а фантастическую часть – правой. Он начал дёргаться и паниковать. У него развилась бессонница. Бедняга мучился и страдал.
«Какую же сторону мне выбрать?» – Непрерывно бормотал он. – «Фэндом одинаково ценит и то, и другое! Он не может ошибаться, он – надёжен, как скала!…».
Когда в фэндоме возник раскол, у Кута сразу же случилось раздвоение личности. Это было довольно ужасно! Его левая половина – обиталище научного и разумного – становилась день ото дня всё хладнокровнее, бескомпромисснее и увлечённее. На левой стороне лица выросла вандейковская бородка[2], левая рука была постоянно в пятнах от чернил и химикатов.
Правая же сторона лица приобрела рассеянное и, одновременно, – порочное выражение; глаз смотрел цинично, а губы искривила вечная полупрезрительная усмешка. Усики с правой стороны росли тонкими и стреловидными. В целом, бедняга выглядел ужасно, но самое худшее было ещё впереди…
Однажды всё-таки случилось неизбежное: Тобиас Дж. Кут раскололся пополам, с негромким звуком разрываемого полотна и слабым шипением высвобождающихся газов. Конечно же, он был похоронен в двух гробах, каждый – в отдельной могиле. Жестокая судьба преследовала несчастного даже после смерти…
Ну, теперь вы можете понять, что я именно чувствую, рассказывая о зеркале, кошках в солнцезащитных костюмах и ласке[3]. Или я ещё не упоминал о ласке? Мех у неё коричневого цвета, а это – наихудшая разновидность. Ничто не раздражает в ней больше, чем вечно ироничный тон, которым она ведёт беседу. Другие ласки, живущие у меня в оружейном чулане, были счастливы, пока не появилась эта их родственница. Теперь они бунтуют и устраивают раскол. Легко догадаться, что необходимо предпринять какие-либо действия, прежде чем научная фантастика рухнет окончательно и обратится в прах.
2
Разновидность бороды-эспаньолки, получившая своё название в честь художника-портретиста Антониса ван Дейка (1599–1641); отличается наличием завитых кверху кончиков усов.