Я тоже закричала от ужаса. Оставив корзину на столе, я бросилась бежать.
Ты был голым. Наполовину голым. В одних брюках и подтяжках. Ты поймал меня за руку у самой двери.
– Подожди, – окликнул меня ты, подбирая с пола брошенную мной корзину, и начал смеяться. – Спасибо за виноград. Перед уходом я обязательно его съем.
Вспомнив, что ты отправляешься на войну, ты сразу стал серьезным.
Если я сейчас же не убегу, ты увидишь, как мои глаза наполнятся слезами. Твое обнаженное тело всего в нескольких дюймах от моего лица. Я не видела твоей кожи с тех самых пор, как мы купались с тобой в ручье. И теперь не нужно.
Ты здесь, и явно меня не ждал. Пусть бы Мария вообще никогда не родилась на этот свет! Пусть бы меня не украли. Пусть бы не было войны!
Я не могла больше оставаться и не знала, как уйти.
Ты потянулся и достал с верхней полки мушкет и с ним какой-то деревянный ящик. Сбоку виднелись написанные черной краской буквы. Я ухожу, ухожу сейчас же, но ящик заставил меня замешкаться. Я уставилась на буквы.
Ты заметил, как я их разглядываю, и заинтересовался.
Уже давно прошло то время, когда мне нужно было уходить, и вот наконец собрав в кулак всю силу воли, я сделала это.
XLVI
П, О. Кажется, там было еще Р.
Ящик, Задняя часть ящика. Я помню тот ящик и еще много таких же. Они сложены в штабели вдоль стен подвала. Но я никогда не видела на них букв.
П, О, а еще мне помнится, что там была Х.
П, О и, кажется, Р и Х.
Он притащил их ко мне рано утром, когда я еще спала, и поставил рядами вокруг. Это было похоже на решетки тюрьмы.
– Не трогай ничего, – сказал он. Не зажигай свеч, если хочешь дожить до завтра.
Я послушалась, хотя меня меньше всего интересовало, наступит ли завтра или нет.
П, О, Р, Х.
Свечи.
Порох.
XLVII
Я вспомнила слово. Мужчины отправятся к Росвелл Лендингу, в четырех милях к востоку на берег реки. Там они будут ждать тех, кого созовут гонцы – мальчишки в рубахах с вышитым посланием на спинах. В Росвелл Лендинге они попытаются удержать противника так долго, насколько хватит пороха и патронов.
В кузне кипела работа: Гораций Брон переплавлял все железное, что мы могли найти, в пули для мушкетов. Женщины тащили сковородки, мужчины – гвозди, инструменты и подковы.
Женщины должны собрать детишек и ночью переправить их в Охотничий приют в восьми милях к юго-западу. Мы очень надеемся, что захватчики туда не дойдут, по крайней мере до весны.
Даррелл пойдет с мужчинами, мама останется здесь, чтобы лечить раненых. Мама – храбрая женщина. Вполне возможно, что захватчики доберутся до нее раньше, чем раненые. Она уже не молодая, но и не старая, и очень сильная. Когда она улыбается, ее можно назвать красивой. Я боюсь за нее.
Про меня все забыли, я могу делать все, что захочу.
Никто не ест. Никто не спит. Ты привел Джипа к нашему дому и привязал к дереву. Он выл полночи, пока я не вышла, не отвязала его и он не устроился у меня на коленях.
И вот наступило утро. Я подоила корову. Вымя набухло и явно болело. Про нее тоже забыли. Вот что делает война.
Я сняла сливки, собрала в лесу поздней черники и смешала в миске для Даррелла. А еще добавила сахара. К чему его сейчас беречь?
Я побежала за ним. Он все еще оставался в городе, ждал армию, как будто ей было откуда взяться.
Я тронула его за плечо. Он подпрыгнул и выставил вперед руки, готовый сражаться. Но это всего лишь была я. Даррелл сник. Я протянула ему миску.
Он посмотрел на меня и закрыл глаза руками. Я видела, как дрожат его губы.
Под недавно выросшими пшеничными усиками скрывалось все та же детская мордашка, которую я когда-то умывала и целовала.
Мне хотелось сказать ему: «Не ходи туда, братик, останься, беги отсюда. Поиграешь в солдатики как-нибудь в другой раз».
Он выпил сливки с ягодами, вытер губы и поцеловал меня. Я похлопала его по спине, взяла миску и отправила его на войну.
XLVIII
Ты был здесь, ставил так называемых бойцов в шеренги. Ружье болталось за плечом, к поясу был подвешен мешочек с порохом. По твоему приказу перемещались люди и орудия, где ты этому мог научиться? Твоя челюсть была решительно выдвинута, но в глазах сквозило беспокойство. Я запоминала твою осанку, походку, твои кивки и то, как поднимались и падали твои брови, когда ты говорил.
Ты стал командиром, и Росвелл тебе подчинялся. Отбросив всякие церемонии, женщины трогали тебя, желая удачи и благословляя того, кто ведет их мужей на войну. Осмелюсь ли и я дотронуться до тебя? Сердце неистово бьется в груди. Еще несколько шажочков – и я смогу прижаться к твоему рукаву. Сегодня никто меня за это не осудит.