Большая любовь Агатки по фамилии Берсеньев находилась рядышком, буквально в четырех кварталах отсюда, и довольно часто попадалась ей на глаза. Но там расклад был даже хуже, хотя как посмотреть… Я задалась вопросом: что бы чувствовала я, если б Стас вдруг оказался в нашем городе? И так увлеклась, что забыла, зачем к сестре пожаловала.
— Ты не могла бы медитировать за своим столом? — вернула она меня к действительности. — Толку от тебя и там немного, но хотя бы создавалась видимость непосильных трудов.
— Я в парке старушку встретила, — вздохнув, сказала я.
— О господи, — закатила глаза Агатка. — Ты на старушку угробила свой обед? Час от часу не легче…
— У нее внучку убили, — не обращая внимания на язвительность сестрицы, продолжила я. — Ирина Одинцова. Жили в коттеджном поселке «Сосновка». Вроде бы подозревали дворника-таджика, но потом отпустили. Ты ничего об этом не слышала?
Агатка покачала головой с таким видом, точно я вышла нагишом к оторопелым клиентам, то есть с большим сомнением в возможности моего скорого выздоровления.
— Чучело, прости господи, — пробормотала она, но тут же голос возвысила: — Ты хоть иногда по сторонам смотришь? Интуитивно догадываешься, что вокруг есть жизнь?
— Так знаешь или нет? — разозлилась я, заподозрив, что и на сей раз у сестрицы есть повод гневаться.
— Об этом убийстве почти месяц только и разговоров в городе. В новостях по телику, в газетах…
— У меня телевизор сломался, — соврала я.
— Ага… а читать ты не умеешь.
— Ну, так растолкуй, в чем там дело. Бабка считает, таджика этого кто-то отмазал.
Агатка нахмурилась, повертела в руках авторучку и сказала куда спокойней:
— Ерунда. За него ухватились потому, что других подозреваемых просто не было. А он возле дома не раз болтался, соседи видели.
— Но ведь он в убийстве вроде бы признался?
— Я деталей не знаю и знать не хочу, своей работы по горло, но очень сомневаюсь, что парня отпустили бы, будь у следствия на него хоть что-то. На ограбление не похоже, женщину не изнасиловали, а вот резали с остервенением. То ли чья-то месть, то ли псих в городе объявился.
— А поточнее все-таки узнать нельзя?
— На фига? — посуровела Агатка.
— Бабку жалко.
— Согласна: бабку жалко. Но внучку ты ей не вернешь. Убийство вышло громкое, наверняка у бати на контроле, а он, как тебе хорошо известно, злодеям спуску не дает, следаки будут носом землю рыть и авось найдут изверга. Бабке слабое, но утешение. От пустых разговоров пользы никакой, одно колебание воздуха. А теперь, будь добра, катись отсюда. Кстати, напоминаю, сегодня родительский день, мама сварит пельмени, и мы с восторгом и благодарностью дружно попросим добавки.
— Черт, — скривилась я. — А отлынить нельзя? Работы полно и все такое…
— Рискни. Но я бы не советовала.
Я поскребла затылок с разнесчастным видом.
— Грустно признаться, но я не любитель семейных праздников.
— Ага, — поддакнула Агатка. — Добро пожаловать в клуб единомышленников. Короче, иди шуршать бумагой и готовься к радостной встрече. Между прочим, ты к родителям две недели не заглядывала, великие страдания — причина серьезная, но мамуле на это начхать.
Горестно кивнув, я вернулась за свой стол. Все ж таки сестру иметь неплохо, она не только платит мне приличное жалованье за весьма скромный труд, но и взбодрит добрым словом, когда надо. Агатка, как всегда, права: бабулю жалко, но досужие разговоры делу не помогут. Коли расследование на контроле у бати, злодей расплаты не минует, ежели будет на то воля божья. Папа у нас, кстати сказать, прокурор области, и даже враги признавали, что просто так штаны в генеральском кресле он не просиживал, закон уважал, а мужиком был совестливым. Отцом я всегда гордилась. Хотя близкое родство с ним не афишировала, в основном потому, что гордиться мною у него повода не было.
В общем, до шести часов я трудилась, теша себя надеждой, что Агатка, взяв меня на работу, не выбрасывает деньги на ветер, и старалась не думать о предстоящем ужине в родительском доме, в принципе не ожидая от него ничего хорошего. Характер у мамули сахарным никогда не был, а мы своей «растрепанной личной жизнью», как она выражается, изрядно портили ей нервы, и мама не скупилась на взаимность.
Пятнадцать минут седьмого девчонки засобирались домой, а из кабинета показалась Агатка. Она успела переодеться в темно-бордовое платье с ниткой жемчуга и выглядела такой красавицей, что я подивилась глупости мужиков, которые неизвестно чем заняты, вместо того чтобы устилать ей путь розами и клясться в неземной любви.