— Брат! Ты невозможен! Я в прошлый раз как вспомню, как я после тебя в гостинице поселился, и как на меня официантки смотрели!
— Да, значит, мне в баре с издателем посидеть нельзя, а тебе со всеми подряд кокетничать — можно?
— Во-первых, твой издатель почти тебя споила, я же видел. Ты практически у нее в декольте лежал…
— Ну, там было декольте… — пробормотал Эдвард, но Ал его, похоже, не слышал.
— Что бы потом с тобой сделала Винри, если бы узнала? Во-вторых, я просто стараюсь быть вежливым с персоналом, не моя вина, что это красивые девушки… То есть речь не о том! Брат! Что ты наплел в этот раз?!
Эд в двух словах рассказал.
— Зачем?! — Ал схватился за голову.
— Ну почему я всегда должен за двоих отдуваться? Бывший Стальной алхимик, то да се… разве ты не рад, что тебе тоже перепало немного славы?
— Так нельзя! — Ал вскочил. — Мы вернемся и расскажем все как было! — с этими словами он выскочил в коридор.
— Ал! Стоять! Ты что творишь! — Эд дернулся следом и едва успел поймать Ала за пояс: тот уже тянулся к стоп-крану. — Ты чего, сверхсекретные сведения выдавать собрался?! И вообще, хорошая шутка еще никому не вредила! Ал!
Ал внезапно выпрямился, стряхивая с себя брата.
— Ага, поверил, — спокойно констатировал он. — С тебя торт.
— Какой? — с картинным унынием спросил Эдвард.
— Шоколадный, конечно же. Ладно, пошли обратно, а то уже проводник смотрит.
Проводник не смотрел, он откровенно пялился. Ал улыбнулся ему, сделал успокаивающий жест и развел руками — мол, не принимайте близко к сердцу.
— А ведь еще даже не отъехали… — буркнул проводник, скрываясь в своем купе. — Когда успели?..
Они вернулись в купе, и минут десять Ал отвечал на обстоятельные вопросы о своих исследованиях, о делах в лаборатории, о доме, где он побывал позже Эдварда… потом Эд задремал сидя — ранняя побудка ему впрок не пошла. Ал же смотрел в раскрытое окно — на поля и деревушки, проносящиеся мимо.
Хорошая интуиция — важное качество для исследователя. Знал бы ты, Эдвард Элрик, насколько ты хороший ученый… несмотря на, так сказать, неспособность к практике.
Тему нечеловеческой сущности Ала братья подняли одной из первых, когда прошел первый шок возвращения из врат. Ал уже не помнил, кто из них начал, но тогда они проговорили всю ночь. Долгую ночь в стерильно-безликой палате армейского госпиталя. К рассвету злой от усталости Эд как дважды два доказал Алу, что все это чепуха, и «не переживай из-за ерунды». После чего принялся рьяно шутить на этот счет — пожалуй, чересчур рьяно.
Впрочем, тот раз он наврал официанткам почти что правду — что его брат женат на синьской принцессе, чье священное животное по запаху определяет, если Ал общался с какими-нибудь женщинами. А потом принцесса наказывает этих дам синьской дальнобойной алхимией. И тоже говорил с таким серьезным видом, что ему поверили. Изложить эту версию Мэй Ал не рискнул.
Когда очень долго сидишь перед Вратами — миллионы лет — начинаешь чувствовать смутную тоску по жизни. Пусть даже ты хранишь знания о всех событиях на планете. Пусть даже в твоем воображении тебе открыты все дороги, сколько их ни есть. Все равно: даже богу хочется пройтись по ним своими ногами.
И если платой за это станет пребывание в человеческом теле — что ж, будучи Вселенной, Он знавал вместилища и похуже. Изображать же Альфонса Элрика не было ни бременем, ни лишением. Он верно сказал тогда: носить тело этого человека стало для Него великой честью. Хранитель врат Истины собирался сыграть эту роль как следует — и умереть в положенный срок, окруженным любящей семьей и благодарными согражданами. Повторения истории с Отцом Гомункулусов не последует.
Только люди не учатся на своих ошибках. Да это ведь и не обязательно.
Ал Элрик смотрел на безмятежно спящего брата и улыбался с легкой грустью.