Выбрать главу

Он таки заставил ее улыбнуться.

— Ей до этого далеко…

— Она по-прежнему спит с разными парнями каждую неделю?

Но Лора не ответила на его вопрос. Она подтянула колени к груди с задумчивым видом. Он снова обнял ее за талию.

— Брось, моя Ло, твои подруги просто дуры. Уж не знаю, что им взбрело в голову. Пойдем в спальню? Я тебя утешу как полагается.

Она вяло оттолкнула его. Взгляд у нее был отсутствующий.

— Я одолжу тебе моих друганов, если хочешь. Они-то не забеременеют! Я возьму с них слово!

Она улыбнулась уголком рта.

— Мы пойдем с тобой пить красное вино и есть тапас. Мы-то не бросим тебя, как твои подружки!

Он силой поднял ее с дивана.

— Эмиль…

Она протестовала для проформы, а на самом деле поддалась, улыбаясь. Он отнес ее в спальню, перекинув через плечо, глухой к ее притворным возражениям. Уложил ее на постель и стал целовать.

— Эта белая пижама под запретом, — прошептал он между поцелуями.

— Вот как, а почему?

У нее снова был дерзкий вид, который он обожал.

— Я не могу держать себя в руках, когда ты в ней.

Она прикусила губу.

— Пиво тоже под запретом. Ты не можешь держать себя в руках, когда злоупотребляешь им.

Он зажал ей рот.

— Говорить не разрешается, мадемуазель.

Она рассмеялась под его ладонью. Попыталась его укусить. Он поцеловал ее в губы.

Потом они любили друг друга, а после этого она встала и подошла, голая, к зеркалу на стене в спальне. Стояла так несколько секунд в странной позе, расставив ноги, выгнув спину.

— Что ты застыла?

Он хотел поймать ее за ногу и опрокинуть на постель, но она увернулась.

— Смотрю кое-что…

Она продолжала рассматривать себя со всех сторон в этой странной изогнутой позе.

— Смотришь, что было бы, будь у тебя пенис?

Он улыбнулся, гордый своей жалкой шуткой, но она выбила у него почву из-под ног, ответив ему в тон:

— Я смотрю, что было бы, будь я беременна.

Он был не в состоянии ни улыбнуться, ни сказать что-то умное. Она так и стояла, выпятив живот, расставив ноги, рассматривая себя. Ему казалось, что она рассматривает в зеркале и его, ловит его реакцию. Он ляпнул глупость, сев в постели:

— Пойдем злоупотребим пивом с Рено, и ты увидишь, как было бы. У Рено уже наметилось хорошенькое брюшко. Он где-то на четвертом месяце.

Она даже не дала себе труда отреагировать на эту шутку. И была права. Он точно сморозил глупость. Она стала поглаживать свой живот круговыми движениями.

— Должно быть, странно видеть, как твое тело преображается…

Он не смог ничего ответить. Буркнул что-то, надеясь, что она быстро сменит тему.

— Как ты думаешь, мне пойдет? Маленький животик. Совсем маленький животик.

Ее отражение в зеркале слабо улыбалось. Он выбрался из постели, желая во что бы то ни стало избежать этого разговора, повергавшего его в панику.

— Куда ты? — спросила она, видя, что он встает.

— В туалет.

На ее лице отразилось разочарование, и все-таки она еще раз спросила, когда он был в дверях:

— Ну как, мне пойдет?

И он равнодушно передернул плечами, чтобы скрыть охватившую его панику.

— Да. Наверно.

— Понятно… — холодно обронила она.

— Что тебе понятно?

Он занервничал. Ну почему она хочет во что бы то ни стало затеять этот разговор и не дает ему спокойно сходить в туалет?

— Тебя, похоже, это восхищает. — Он заговорил жестко, чтобы покончить с этим как можно скорее. — Твои подруги беременны, и поэтому ты хочешь, чтобы мы сделали ребенка прямо здесь и сейчас?

Он почувствовал себя жалким и гадким, когда она покраснела и залепетала:

— Да нет… Ты же знаешь, что нет… Ты несешь чушь!

— Ну и ладно, — буркнул он.

Она сделала еще одну тщетную попытку вернуться к теме:

— Я не сказала «здесь и сейчас»… Это смешно… Но когда-нибудь, может быть…

Он чмокнул ее в щеку, и она замолчала.

— Когда-нибудь, может быть. Но пока мы еще не готовы, дай мне сходить в туалет!

Она ничего не смогла ответить. Он скрылся с облегчением. Думал, что выкрутился, перехитрил ее. Он почти гордился, закрывая за собой дверь туалета.

Он повел себя как последний идиот, но понял это только позже. Много позже. Она заговаривала об этом еще не раз. Все серьезнее и все чаще. Когда Лиза родила, стало еще хуже.

— Когда я вижу ее с младенцем на руках, знаешь… Это глупо… Ты будешь смеяться…

— Скажи мне.

— Ну, понимаешь… я не знаю, но… У меня, мне кажется, тоже мог бы быть малыш… Я думаю… думаю, что я, пожалуй, готова.

Он каждый раз уклонялся, отшучивался все более плоско, самым жалким, наверно, было замечание насчет груди, которая удвоится в объеме, эта шутка была встречена самым напряженным молчанием, какое он когда-либо слышал.