Я не хочу впасть в маразм, не хочу, чтобы мне помогали вспомнить, как меня зовут, чтобы меня заново учили завязывать шнурки или варить яйца. Я не хочу запомниться вам жалким и уязвимым (особенно последний пункт). У меня есть гордость, как у всех. Я предпочитаю прожить последние месяцы вдали от ваших глаз.
Еще одна причина, более симпатичная: я всегда хотел предпринять это путешествие к природе!!! Рено, мы с тобой поклялись! У тебя еще будет время сделать это позже, с Летисией и мелким. А для меня — сейчас или никогда. Славно уехать, осуществив мечту;)
Я не хотел прощаний. Я трус. Это тоже одно из моих достоинств.
Вот как с этим письмом: это легче, чем телефонный звонок. Не знаю, позвоню ли я вам когда-нибудь, но писать буду, это точно. Во всяком случае, так долго, как буду помнить вас.
Я постараюсь написать по письмецу каждому в отдельности в ближайшем будущем. Но будьте снисходительны, мне нужно время, чтобы найти слова. Они появятся.
Теперь придется прослезиться, потому что я должен сказать, что люблю вас, что вам не надо обо мне тревожиться и что я счастлив. Хоп, готово! Наберитесь терпения, следующее письмо придет очень скоро.
Обнимаю вас.
У него чувство, что он снова бежит, еще раз уклоняется от прощаний. Ладно, не важно. Через несколько месяцев его не будет. Оставшиеся договорятся со своими воспоминаниями, сами придумают достойное прощание и весомые причины.
Жоанна сидит по-турецки в воде, которая доходит ей до пояса. Она расстелила выстиранное белье вокруг на валунах. Услышав шорох его шагов по гальке, она поворачивает голову.
— Ты дописал свое письмо?
Он пожимает плечами. Вид у него хмурый.
— Да.
— Отправишь его сегодня?
— Или завтра. Когда мы поедем делать покупки для похода.
Повисает молчание. Он стоит на берегу, переминаясь с ноги на ногу. Он напряжен. Жоанна бьет руками по поверхности воды, летят брызги.
— Ты недоволен? — спрашивает она.
Он хмурит брови.
— Что?
— Ты недоволен тем, что написал?
— Да… Немного. — Он выдавливает подобие улыбки. — Это видно по моему лицу?
Ее лицо ничего не выражает, когда она отвечает:
— Да. Но ничего страшного, ты напишешь еще.
Он отвечает не сразу. Потирает шею, смотрит, как она плещет руками по воде.
— Да, но… У меня мало времени для этого.
На этот раз Жоанна поворачивается к нему. Подтягивает колени к груди, поднимает к нему свое бледное лицо.
— Потому что ты скоро умрешь?
Она спрашивает тихим голосом, но отчетливо, нимало не смущаясь. Ему это нравится. Он не спешит с ответом, садится на большой валун, снимает ботинки, носки и погружает ноги в прохладную воду.
— Нет. У меня есть еще время, прежде чем это произойдет… То есть, я думаю…
Несколько секунд он играет с водой, бьет по ней пальцами.
— Два года, — говорит она.
— Приблизительно.
— Два года — это достаточно, чтобы написать настоящее письмо, правда?
Она смотрит на него серьезно и выглядит совсем взрослой, не потерянной девочкой, как он думал в первые дни.
— Не в этом проблема.
— Не в оставшемся времени?..
— Нет.
— В чем же?
— В том, что я все забуду. Может быть, через полгода. Может быть, завтра. Так что я не знаю, будет ли у меня случай написать это письмо.
Жоанна поджимает губы, задумавшись.
— Да. В таком случае…
Она продолжает размышлять, чертя руками круги на поверхности воды.
— В таком случае ты должен писать понемногу каждый день. Как только тебе придет мысль… Что-нибудь, что тебе захочется сказать.
Он взвешивает сказанное, перекатывая камешки под ногами на дне.
— И посылать фрагменты письма по мере написания?
Жоанна качает головой.
— Ты не обязан их посылать. Это и не должно походить на письма.
Он хмурит брови, не понимая. Она продолжает:
— Это может быть просто дневник, который… который ты будешь заполнять словами по мере нашего путешествия.
— Словами, которые никогда не дойдут до них?
— Нет. Твой дневник до них дойдет.
— А как? Когда я забуду всю мою жизнь, я забуду и дневник, и кому он был адресован.
— Я могу его им послать.
— Ты?
— Да. Ты дашь мне адрес, и я обещаю послать им дневник, когда тебя не станет.