— Не сомневайся, парнишка, к тебе отнесутся со всей серьезностью. Обвинения, выдвинутые против тебя, это вполне позволяют. Так что лучше будет, если ты не станешь распускать язык. Твоим адвокатом я назначаю судебного юрисконсульта Арнольда Фортескью.
— Мне адвокат не нужен. Тем более — старина Фортескью. Кстати, вы не скажете, сколько лет назад вы в последний раз видели его трезвым?
Смешок, пробежавший по рядам в зале, привел судью в ярость.
— Тишина! — взревел он и так сильно стукнул молоточком, что у того сломалась ручка. Он отшвырнул обломок и свирепо уставился на меня.
— Вы испытываете терпение суда. Юрист Фортескью был назначен…
— Да не нужен он мне. Назначьте его лучше в Муки-бар. Свою вину по всем пунктам обвинения я признаю и отдаю себя на милость справедливого суда.
Он втянул в себя воздух с таким свистом, что я решил немного притормозить, а то его еще хватит удар, суд сегодня не закончится, и я потеряю много времени.
— Извините, господин судья! — Я наклонил голову, чтобы скрыть улыбку. — Я поступил дурно и знаю, что должен понести наказание.
— Вот так-то будет лучше, Джимми. Ты парень умный, и мне всегда было больно видеть, как ты разбазариваешь свои способности. Тебя поместят в исправительный дом для малолетних правонарушителей сроком не менее чем…
— Извините, ваша честь, — перебил я, — но это невозможно. Если бы я совершил эту глупость месяц назад или хотя бы на прошлой неделе! Закон суров, и я обречен. Но я совершил преступление в мой день рождения. В семнадцать лет.
Судья замешкался. Охранники позевывали, ожидая, пока он вытрясет информацию из своего компьютера. Репортер из «Бьюгл» не менее энергично стучал по клавиатуре своего портативного терминальчика. Что ж, ему досталась неплохая история. Судья разузнал все довольно быстро.
— Все так, — вздохнул он. — Семнадцать тебе исполнилось. Ты достиг совершеннолетия, и судить тебя придется, как взрослого. Значит, тебе светит срок в тюрьме — если не принять во внимание смягчающие обстоятельства. А они таковы: первое преступление, молодость обвиняемого и его чистосердечное раскаяние. В нашей власти отсрочить исполнение приговора, поставив осужденного на учет. Вот мой приговор.
Этот приговор мне решительно не пришелся по вкусу. Надо было что-то предпринять. И я предпринял. Мой вопль заглушил последние слова судьи, я перепрыгнул через барьерчик, свалился на пол, лихо перекувырнулся вперед и кинулся через весь зал в сторону репортера.
— Ты не будешь писать обо мне всякую чушь, щелкопер! — заорал я и грохнул об пол его терминал. Тот раскололся, для пущего эффекта я потоптался на обломках и ринулся в сторону двери. Мне наперерез кинулся коп, но, получив ногой в живот, согнулся и следом не побежал.
Удрать я мог в два счета, но бежать пока было еще рано. Пришлось повозиться с ручкой, чтобы наконец меня удосужились схватить и после недолгого сопротивления с моей стороны нацепить наручники.
Теперь я восседал на скамье подсудимых в наручниках, а судья со мной уже не миндальничал. Ему доставили новый молоток, и он размахивал им так, будто хотел вышибить из меня мозги. Я скорчил ему рожу и зарычал.
— Джеймс Боливар ди Гриз! — провозгласил судья. — Приговариваю вас к максимальному наказанию, возможному в данном случае, — каторжным работам с содержанием в городской тюрьме до прибытия корабля Лиги, после чего вас отправят в ближайший исправительный центр, где вам придется пройти курс противокриминальной терапии.
Молоток обрушился на стол.
— Увести.
Вот так-то оно лучше. Я грозно потряс на прощание наручниками, осыпал судью бранью — затем, чтобы он вдруг не дал слабины. Двое здоровенных копов подхватили меня под локотки, выволокли из зала суда и засунули в машину. И только после того, как дверь за мной закрылась, я позволил себе откинуться на спинку и расслабиться — можно было порадоваться победе.
Да, именно победе. Цель всей операции в том и состояла, чтобы попасть в тюрьму. Я испытывал необходимость в профессиональном росте.
В моем безумии была четкая логика. С младых ногтей, с мелких краж всех этих леденцов я всерьез задумывался о карьере преступника. Побудительных мотивов у меня было несколько, но главный — мне нравилось быть преступником. А что? Заработки приличные, работенка не особо пыльная, и, если честно, мне нравилось чувствовать свое превосходство, оставляя остальных в дураках. Нехорошо? Возможно, но это приятное ощущение.