– Он не лжет, офицер. Это Кинг начал пожар.
Ни-хре-на-се-бе. Папа стучит.
– Это мой магазин, – объясняет он. – И я знаю, что это он его поджег.
– Вы видели, как он это делает? – уточняет коп.
Нет. В том-то и проблема. Мы знаем, что это сделал Кинг, но никто не видел…
– Я видел, – говорит мистер Рубен. – Это он.
– Я тоже, – подхватывает Тим.
– И я, – добавляет мисс Иветт.
И вся толпа повторяет за ними, указывая на Кинга и его шайку. Стучат все. Чертовы правила больше не работают.
Кинг тянется к двери машины, но двое полицейских достают пистолеты и приказывают ему и его парням лечь на землю.
Приезжает скорая. Мама сообщает медикам, что мы надышались угарным газом, а я влезаю, чтобы рассказать им о Деванте (хотя по фингалу у него под глазом и так понятно, что ему нужна помощь). Медики оставляют нас четверых сидеть на бордюре и надевают на каждого по кислородной маске. Я думала, что уже оклемалась, но только теперь начинаю вспоминать, до чего хорош чистый воздух. С того момента, как мы приехали в Садовый Перевал, я дышала одним только дымом.
Медики осматривают бок Деванте. Заметив фиолетовый отек, они рекомендуют ему сделать рентген, но он не хочет лезть в скорую, и маме приходится пообещать, что она довезет его лично.
Я кладу голову Крису на плечо; мы держимся за руки, сидя в кислородных масках. Не буду гнать, что этот вечер стал лучше, потому что он оказался рядом, – честно говоря, вечерок выдался долбанутый, и улучшить его не могло ничего. Но от того, что Крис был со мной, хуже определенно не стало.
К нам подходят мои родители. Папа поджимает губы и бормочет что-то маме, но она пихает его локтем в бок и говорит:
– Веди себя хорошо. – А потом садится между Крисом и Сэвеном.
Папа поначалу нависает надо мной и Крисом, будто ждет, что мы отодвинемся и дадим ему сесть между нами.
– Мэверик, – одергивает его мама.
– Ладно-ладно. – И он садится с другой стороны от меня.
Мы смотрим, как пожарные тушат пожар. Правда, в этом уже нет особого смысла: от магазина останется один лишь остов.
– Вот черт… – вздыхает папа, водя ладонью по своей лысой голове.
Прямо сердце разрывается. Мы как будто теряем члена семьи. В этом магазине я провела бóльшую часть своей жизни.
Я поднимаю голову с плеча Криса и кладу на папино. Тот обвивает меня рукой и целует в волосы. На долю секунды я вижу, как по лицу его скользит самодовольная улыбка. Какой же он ребенок…
– Так, постойте-ка минуточку, – спохватывается он, вдруг отстранившись. – Где это вы шлялись?
– Вот и я хочу знать, – подхватывает мама. – И какого черта игнорировали мои сообщения?
Серьезно? Мы с Сэвеном чуть не сгорели, а они злятся, что мы им не перезвонили? Я снимаю маску.
– Долгая выдалась ночка.
– О, в этом я не сомневаюсь, – фыркает мама. – Кажется, мы с тобой вырастили маленькую радикалку, Мэверик. По всем новостям показывают, как она метает в копов слезоточивой гранатой.
– Только потому, что они бросили ее в нас, – подчеркиваю я.
– Ты?! – ошарашенно таращится на меня папа. Мама косится на него, и он добавляет уже строго: – То есть что?! Зачем ты это сделала?
– Разозлилась. – Я скрещиваю руки на груди и смотрю на свои тимбы. – Решение Большого жюри несправедливо.
Снова обняв меня одной рукой, папа кладет голову мне на макушку.
– Да. Несправедливо.
– Эй! – Мама кивком заставляет меня поднять на нее взгляд. – Может, решение и несправедливое, но ты в этом не виновата. Помнишь, что я говорила? Иногда мы всё делаем как надо, но что-то все равно идет не так…
– Главное – продолжать поступать как надо. – Я снова опускаю взгляд на тимбы. – Но Халиль все равно заслуживал большего.
– Да, – хрипло отвечает мама. – Заслуживал.
Папа искоса поглядывает у меня над головой на моего бойфренда.
– Что ж… Стандартный Крис, значит.
Сэвен фыркает. Деванте хихикает. Мама возмущается:
– Мэверик!
И я вместе с ней:
– Пап!
– Ну хоть не «белый пацан», – замечает Крис.
– Вот именно, – кивает папа. – Это повышение. Потому что, если ты собираешься встречаться с моей дочерью, мое уважение придется заслужить.
– Господи. – Мама закатывает глаза. – Крис, малыш, ты проторчал весь вечер здесь?
Она говорит это таким тоном, что я прыскаю. По сути, она спрашивает его: «Ты же понимаешь, что ты в черном районе, правда?»
– Да, мэм, – отвечает он. – Всю ночь.