– Секани, что я тебе говорила? Когда я ем, я глух и нем! – прикрикивает на него мама.
Папа кивает на газету.
– Ага. Зацени, маленькая Черная пантера.
Я на первой полосе. Фотограф запечатлел меня в момент броска – в руке у меня дымит слезоточивая граната. Заголовок над фото гласит: «Свидетель наносит ответный удар».
Мама кладет подбородок мне на плечо.
– О тебе все утро говорят в новостях. Твоя бабуля трезвонит мне каждые пять минут и сообщает, какой канал включать. – Она целует меня в щеку. – Только попробуй еще раз меня так напугать.
– Не буду. А что говорят?
– Храброй тебя называют, – отвечает папа. – Но, естественно, нашелся и канал, где тебя ругают за то, что ты подвергла копов опасности.
– К копам у меня претензий не было. Претензии у меня были к слезоточивому газу. Они первые его в нас бросили.
– Я знаю, малышка. Выкинь это из головы. Пусть этот канал поцелует меня в…
– Гони доллар, папа, – улыбается до ушей Секани.
– …В розы. Пусть целуют мои розы. – Он пачкает нос Секани грязью. – Ты от меня не получишь больше ни бакса.
– Да он знает, – говорит Сэвен, сердито глядя на Секани, а тот отвечает ему по-щенячьи виноватым взглядом – такой даже Киру составит конкуренцию.
Мама убирает голову с моего плеча.
– Ты это к чему?
– Да просто. Я предупредил Секани, что сейчас нам надо быть поэкономнее.
– А еще он сказал, что, возможно, нам придется вернуться в Садовый Перевал! – ябедничает Секани. – Это правда?
– Нет, конечно нет, – отвечает мама. – Мы справимся.
– Именно, – кивает папа. – Даже если мне придется торговать на улице апельсинами, как братьям из «Нации Ислама». Все будет хорошо.
– А ничего, что мы уезжаем? – спрашиваю я. – Ну, в Саду же все плохо. Что о нас подумают, если мы уедем, вместо того чтобы помогать своим?
Никогда бы не подумала, что скажу нечто подобное, но после вчерашней ночи я смотрю на все другими глазами – в том числе на себя и на Садовый Перевал.
– Мы в любом случае можем помогать, – говорит папа.
– Верно. Я буду работать в больнице сверхурочно, – добавляет мама.
– А я придумаю, что делать с магазином, пока его не восстановлю, – кивает папа. – Нам не обязательно жить там, чтобы что-то менять, малышка. Главное – не оставаться равнодушными. Согласна?
– Согласна.
Мама целует меня в щеку и гладит по волосам.
– Вы только посмотрите на нее. Переживает о благополучии общины! Мэверик, во сколько приедет страховщик?
Папа закрывает глаза и хватается за переносицу.
– Через пару часов. Знать не хочу, что там осталось от магазина.
– Пап, да все хорошо, – встревает Секани с набитым сэндвичем ртом. – Тебе не обязательно идти одному. Мы пойдем с тобой.
Что мы и делаем. Въезд в Садовый Перевал перекрыт двумя полицейскими машинами. Папа показывает патрульным удостоверение и объясняет, зачем нам нужно проехать. Во время разговора я дышу нормально; нас пропускают.
Но, блин, теперь я понимаю, почему сюда не пускают людей. Дым прописался здесь на постоянное место жительства, улицы завалены стеклом и мусором. Мы проезжаем мимо множества обгорелых остовов, которые раньше были чьими-то предприятиями.
Однако тяжелее всего смотреть на наш магазин. Сгоревшая крыша ввалилась внутрь, и кажется, что малейшее дуновение способно его разрушить. Обугленные развалины защищают лишь кирпичи и решетки.
Мистер Льюис подметает тротуар перед своей парикмахерской. С ней все не так плохо, как с нашим магазином, но метла с совком не сильно помогут делу.
Папа паркуется у входа, и мы выходим из машины. Мама гладит и сжимает его плечо.
– Старр, – оглядевшись, шепчет Секани. – Наш магазин…
Глаза его наполняются слезами, и мои вслед за ними. Я кладу руки Секани на плечи и прижимаю его к себе.
– Знаю, приятель.
Тут что-то громко скрипит, и мы слышим, как кто-то насвистывает себе под нос мелодию. Это Налитр катит перед собой тележку. Несмотря на жару, на нем камуфляжная куртка с капюшоном. Налитр резко останавливается у магазина, словно впервые его заметив.
– Черт возьми, Мэверик! – тараторит он, в своей привычной манере сливая все слова в одно. – Что тут, черт возьми, стряслось?
– Мужик, где тебя вчера носило? Мой магазин сожгли.
– Я ушел за автостраду. Здесь оставаться не мог. Ей-богу, знал, что эти дурни с ума все посходят. Страховка у тебя есть? Надеюсь, что есть. У меня вот есть.