Стоп.
Брайан. Так зовут Сто-пятнадцать?
– Ага, так вы с ним знакомы, – язвит папа. – Тогда ничего удивительного.
– Да, он мой коллега и, веришь ты мне или нет, хороший парень. Уверен, ему самому сейчас несладко. Кто знает, чем он тогда руководствовался…
– Ты же сам сказал: он решил, что Халиль – барыга. Гангстер. Только с чего он это взял? Из-за его внешнего вида? Объясни-ка мне это, детектив.
Тишина.
– Как она вообще оказалась в одной машине с наркоторговцем? – спрашивает дядя Карлос. – Лиза, повторяю, тебе нужно увезти их с Секани отсюда. Этот район их погубит.
– Я уже думала об этом.
– И переезжать мы не собираемся, – отрезает папа.
– Мэверик, двое ее друзей умерли у нее на глазах! – злится мама. – Двое! А ей всего шестнадцать.
– И один из них умер от рук человека, который должен был ее защищать! Что, думаешь, если поселишься с ними по соседству, они станут относиться к тебе по-другому?
– Почему у тебя всегда все упирается в расу? – встревает дядя Карлос. – Заметь, другие расы не убивают наших так, как это делаем мы сами.
– Братишка, прекращай. Если я пристрелю Тайрона, то отправлюсь за решетку. А если коп убьет меня, его просто отстранят от службы. И то не факт.
– Знаешь что? С тобой говорить бесполезно. – Дядя Карлос вздыхает. – Позволь Старр хотя бы поговорить с детективами, которые ведут это дело.
– Думаю, сначала нам следует найти ей адвоката, Карлос, – говорит мама.
– Пока в этом нет необходимости.
– Как и у копа не было необходимости спускать курок, – замечает папа. – Ты правда считаешь, что мы разрешим им говорить с нашей дочерью без адвоката и коверкать ее слова как им вздумается?
– Никто не собирается ничего коверкать! Я же сказал, мы тоже хотим докопаться до истины.
– О, а нам истина уже известна, – усмехается папа. – Мы хотим другого. Мы хотим правосудия.
Дядя Карлос снова вздыхает.
– Лиза, чем раньше она поговорит с детективами, тем лучше. Все очень просто. Ей нужно лишь ответить на пару вопросов. И все. Сейчас на адвоката тратиться не стоит.
– Карлос, откровенно говоря, мы не хотим, чтобы кто-нибудь узнал, что Старр была там, – говорит мама. – Она очень напугана. И я тоже. Кто знает, что может случиться?
– Я понимаю, но, уверяю тебя, мы ее защитим. Ладно, системе вы не верите, но можете поверить хотя бы мне?
– Не знаю, – говорит папа. – Это ты нам скажи.
– Знаешь что, Мэверик? Ты меня уже достал…
– Тогда можешь убираться из моего дома.
– Если бы не я и не моя мать, ты бы этот дом своим не называл!
– Прекратите! – вмешивается мама.
Я переступаю с ноги на ногу, и чертов пол взвизгивает, как сигнализация. Мама оборачивается на скрип и смотрит на меня.
– Старр, малыш, ты почему проснулась?
Теперь у меня нет выбора – придется идти на кухню. Они втроем сидят за столом: родители в пижамах, а дядя Карлос в спортивных штанах и худи.
– Привет, зайчонок, – мягко говорит он. – Это мы тебя разбудили?
– Нет, – отвечаю я, усаживаясь рядом с мамой. – Сама проснулась. От кошмаров.
Каждый из них одаряет меня сочувственным взглядом, но я сказала это не потому, что хотела сочувствия. Если честно, я его терпеть не могу.
– А ты что здесь делаешь? – спрашиваю я, повернувшись к дяде Карлосу.
– Секани подхватил кишечный грипп и уговорил меня отвезти его домой.
– Твой дядя уже собирается уезжать, – вставляет папа.
У дяди Карлоса вздуваются желваки. С тех пор как он стал детективом, его лицо заметно округлилось. У него, как и у мамы, кожа светло-коричневая, «желтая» – как говорит бабуля; а когда он злится, как сейчас, лицо его становится темно-красным.
– Я очень сожалею о том, что случилось с Халилем, зайчонок, – вздыхает он. – И как раз объяснял твоим родителям, что детективы хотят задать тебе пару вопросов.
– Но если ты не хочешь, то встречаться с ними не обязательно, – встревает папа.
– Так, знаешь что… – начинает дядя Карлос, но его перебивает мама.
– Хватит. Пожалуйста. – Она переводит взгляд на меня и спрашивает: – Чав, ты хочешь поговорить с копами?
Я сглатываю.
Я бы хотела сказать «да», но сомневаюсь. С одной стороны, это копы, а не кто попало. А с другой – это копы. И один из них убил Халиля.
Но дядя Карлос тоже коп, и он бы не стал просить меня о том, что может мне навредить.