– Ох, Старр, как же ты выросла с последней нашей встречи. Вы с Халилем оба… – У нее надламывается голос.
Мама наклоняется и гладит ее по коленке. Мисс Тэмми делает глубокий вдох и снова мне улыбается.
– Рада тебя видеть, милая.
– Тэм, мы знаем, мисс Розали скажет, что у нее все хорошо, – начинает папа, – но как она на самом деле?
– Да потихоньку. К счастью, химиотерапия работает. Надеюсь, я смогу уговорить ее переехать ко мне. Надо следить, принимает она лекарства или нет. – Мисс Тэмми тяжело выдыхает. – Я понятия не имела, через что она проходит. Она даже про увольнение мне не сказала. Вы же ее знаете, она не любит просить о помощи.
– А что с мисс Брендой? – спрашиваю я, потому что должна. Халиль бы спросил.
– Не знаю, Старр. Брен… С ней все сложно. Мы не видели ее после случившегося, и я не знаю, где она. Но даже если мы ее найдем – что с ней делать?..
– Я могу помочь найти реабилитационный центр рядом с тобой, – говорит мама. – Но она должна сама захотеть бросить.
Мисс Тэмми кивает.
– В этом-то и проблема. Но мне кажется… Мне кажется, это вынудит ее либо завязать, либо, наоборот, пуститься во все тяжкие. Надеюсь на первое.
Кэмерон спускается со своей бабушкой в гостиную; он ведет ее за руку так, словно она королева в домашнем халате. Мисс Розали исхудала, но для человека, на которого свалились химиотерапия и весь этот ужас, выглядит хорошо. Повязанная на голове косынка подчеркивает ее величавость, точно мы удостоились чести встретить африканскую королеву.
Мы встаем. Мама обнимает Кэмерона и целует его в пухлую щеку. Халиль называл его Хомяком, но выписывал любому, кто по глупости обзывал его младшего брата жирным.
Папа хлопает Кэмерона по ладони, потом обнимает.
– Как жизнь, приятель? Ты в порядке?
– Да, сэр.
Лицо мисс Розали озаряет широкая улыбка. Она раскидывает руки и, когда я подхожу к ней, обнимает меня искренне и сердечно, хоть мы и не родня. В ее объятиях нет никакого сочувствия – лишь любовь и сила. Наверное, она догадывается, что мне недостает и того и другого.
– Милая моя, – произносит она, а потом, отстранившись, смотрит на меня, и глаза ее наполняются слезами. – Как же быстро ты выросла!
После мисс Розали обнимает моих родителей и, когда мисс Тэмми уступает ей кресло, похлопывает по краешку стоящего рядом дивана. Я усаживаюсь на него, а она берет меня за руку и гладит большим пальцем по тыльной стороне ладони.
– М-м-м, – бормочет она. – М-м-м! – Точно моя рука рассказывает ей историю, а она с участием слушает.
Спустя некоторое время она наконец произносит:
– Я безмерно рада тебя видеть. Я очень хотела с тобой поговорить.
– Да, мэм. – Я отвечаю как положено.
– Лучшего друга, чем ты, у этого мальчишки не было никогда.
На этот раз я не могу соблюсти вежливость.
– Мисс Розали, мы не были так уж близки…
– А мне все равно, милая, – отмахивается она. – У Халиля никогда не было такого друга, как ты, это я знаю наверняка.
Я сглатываю.
– Да, мэм.
– Полицейские сказали мне, что ты была рядом, когда это случилось.
Значит, она знает.
– Да, мэм.
Я словно стою на рельсах и напряженно смотрю, как на меня мчится поезд, ожидая столкновения – того мига, когда она спросит, что произошло.
Но поезд съезжает на другие пути.
– Мэверик, он хотел с тобой поговорить. Ему нужна была помощь.
– Правда? – выпрямляется папа.
– Ага. Он торговал той дрянью.
Я цепенею. Я, конечно, догадывалась, но теперь, когда знаю, что это правда…
Мне больно. Клянусь, я хочу отругать Халиля самыми последними словами. Как он мог продавать ту самую дрянь, которая отняла у него маму? Он хоть понимал, что точно так же отнимает мать у другого ребенка?
Понимал ли он, что если его имя превратится в хештег, то многие будут видеть в нем лишь наркоторговца? А он был кем-то большим.
– Он хотел бросить, – вздыхает мисс Розали. – Сказал мне: «Бабуль, я так больше не могу. Мистер Мэверик говорит, что это приведет меня либо в тюрьму, либо в могилу, а я не хочу ни того, ни другого». Он уважал тебя, Мэверик. Очень уважал. Ты заменял ему отца.
Папа вдруг тоже цепенеет, и глаза его тускнеют; он кивает. Мама гладит его по спине.
– Я пыталась его вразумить, – говорит мисс Розали, – но в этом районе молодые люди глухи к словам стариков. И деньги делу не помогают. Он все время носился, платил по счетам, покупал себе кроссовки и прочую ерунду. Но я знала, он помнит то, что ты, Мэверик, говорил ему все эти годы, и потому не теряла веры. Все гадаю: как бы сложилась его судьба, проживи он еще хоть один день?..