- Жоржетта! Где ты, лапочка? - голос был совсем близко, и я даже услышал мягкие, но очень уверенные шаги.
- Тяв! - опять сказал кусок шерсти и шарахнулся от меня в сторону хозяйки.
- Что там, Жужи, что ты испугалась, малышка?
- Э, госпожа, это тут не ваша собачка? - ой, не раз я слышал от шевалье в нашем бардаке, что лучший способ обороны это нападение. Вот и теперь, когда ситуация загнала меня в угол, словно швабра нерадивую крысу, я попёр напрямую, решив, что если я побегу, то меня догонят. А если не побегу, так, вроде, тогда и догонять-то и некого.
- Гарсон? - выражение лица женщины, стоявшей напротив меня, наверное, напоминало моё в тот миг, когда я увидел ее собачку. - Что ты тут делаешь?
- Нет, госпожа, я не ваш гарсон, но собачка вот. Она потерялась, да?
Тётка, перед которой я в этот момент изображал полного кретина, нахмурилась, видимо, пытаясь понять, кто же я всё-таки такой, и что делаю в её саду.
- Нет. Как она может потеряться, если я рядом? - недоумение сквозило в синих глазах незнакомки, но неприязни я не почувствовал. Скорее, любопытство.
- А я её нашёл! - Вот тут надо улыбнуться и сделать рожу кирпичом. У меня иногда прокатывало в таверне, может, прокатит и на этот раз, - А потому с вас это... вознаграждение!
Нет, кажется, это уже было чересчур. Потому что рука незнакомки поднялась и сделала то же, что сделала бы Матильда, оказавшись на месте хозяйки усадьбы: тонкие, но такие хваткие пальцы незнакомки вцепились в моё ухо...
- Ай-ай, - заголосил я, отчаянно пытаясь вырваться, но делая этим лишь ещё больнее себе же, - простите, я больше не буу-уду!
- Марк! - громко рявкнула у меня над ухом женщина уже совсем другим голосом, - Марк!
Какой еще Марк? От мужчины убежать будет во сто крат сложнее! Да и драным ухом тут не отделаешься. Я попытался разжать её пальцы и тем самым избавиться от захвата, но получил такую звонкую затрещину, что в голове зазвенело, словно новый кофейный прибор в Матильдовом серванте. Паника почти охватила меня, но тут я вспомнил еще один финт и безвольно повис на руке незнакомки, будто тут же на месте потерял сознание или поскользнулся. Сперва, мне показалось, что я точно останусь одноухим, но почти тут же хватка ослабла - удержать весь мой вес было, наверное, трудно, и я буквально шмякнулся на землю.
Мама моя, сестра моя милая, Лагдален, и куда теперь мне рвать когти? В какую сторону? Тот, кого называли Марком, мог быть уже рядом. Рванул я прямо между ног "прекрасной госпожи", с чьими пальчиками моё ухо успело близко познакомиться. Ноги у неё, на моё счастье, были длинные, такими, что между ними мог пролезть не только я, но и десяток шевалье. Э....кажется, каламбурчик получился в духе кхе-кхе, бардака, но уж что-что, а огрехи воспитания, они исправляются ой с каким трудом. Вот только подол... Подол оказался длинноват. Я-то рассчитывал приподнять его, как гардину в гостиной, и проскользнуть, а он, зараза, еще и следом за ней тянулся, чтоб ей самой в нем запутаться! И я... Эх... лучше не рассказывать. В общем, села она на меня, словно на поросёнка перед тем, как ножик ему под горлышко воткнуть.
Самое странное, что вместо ожидаемого здорового визга "наездница" сначала слегка ойкнула, а потом я услышал... Смех? Точно - самый настоящий смех... Глупее я себя не чувствовал с тех пор, как угостил одного северянина тем, что было в ночной вазе у его соседа. (Ночью ж на двор выйти после влитого в себя шибко трудно).
- Тётенька, пустите меня, а....
Полузадушенный, растерявшийся, я и не услышал, как к нам подошел кто-то ещё.
- Марк, где тебя носит? Возьми Жужу, пока она снова не потерялась. И давай, поднимай меня, болван. Руку хоть дай, да не с собакой, другую.
Из-под тётки меня всё же извлекли. Какой-то хмурый тип с одним глазом, но одетый, что офицер. Тоже с золочёными пуговицами, то ли муж хозяйки, то ли гость её, я сперва и не понял. Он, кажется, даже не удивившись столь странному содержимому дамских юбок, схватил меня поперёк тела и, зажав под мышкой, двинулся в сторону дома. А хозяйка, отчего-то мелко подхихикивая, двинулась следом. Волей-неволей мои глаза вынуждены были наблюдать её откровенное декольте и высокую грудь в нём, прямо таки персикового цвета. Свои чёрные волосы, спадавшие чуть ниже плеч, она то и дело встряхивала и откидывала за спину. И всё хихикала. А на плече, на левом, открытом как раз, я вдруг разглядел шрам. Небольшой такой, в виде полумесяца.
Шрам? Меня так и тряхнуло. Я завихлял ногами, но тащившему меня Марку, кажется, было всё равно, висят они ровно или дрыгаются как угри на сковородке у Эльзы.
- Куда его? - густой низкий бас Марка звучал, как приговор. Вот стоит ей сейчас сказать "в подвал" - и меня отдадут на съедение крысам. Почему-то именно такой участи я страшился больше всего. Крысы мне и ночами снились... Не став додумывать эту мысль, я истошно завопил:
- Тётенька, миленькая, я вам служить буду, только не убивайте!
Синие глаза женщины встретились с моими, и я, сделав умоляющую мину, продолжил чуть тише, соображая на ходу:
- А ещё я грамоту знаю. Знаете, какой из меня писец выйдет? Я вам и завещание составлю! О! Вот эту усадьбу и сад возле неё я завещаю своей племяннице Лагдален, если та ещё жива и в здравии.
Синиё глаза заволокло льдинками.
- Нет у меня никакой племянницы. Нет, и не было.
- Ну, тогда малолетнему племяннику Оскару, по достижению им возраста дееспособности.
О как воткнул, обрежешься о самый край! Или всё же переусерствовал малость?
- Марк, в дом. В малую залу. А сам не уходи, посторожишь у двери, чтобы не сбежал.
Кажется, не переусердствовал. Меня снова встряхнули и понесли, поставив на узорчатый паркет лишь в упомянутой "малой зале". Женщина не спеша прошла мимо меня, усевшись в мягкое кресло с высокой спинкой и гнутыми подлокотниками. Расправив складки платья, она холодно посмотрела на меня и почти сквозь зубы спросила: