Надо ли добавлять, что на таких судах-тружениках, где каждое жилое место ценилось на вес золота и твиндек был оборудован двухъярусными нарами (здесь обычно располагались едущие на зимовку и с зимовки пассажиры-полярники), не было ни лабораторий, ни помещений, предназначенных для крупногабаритных приборов. Каким-то непостижимым образом Самойлович сумел настоять на том, чтобы (пусть в ущерб комфорту, и без того призрачному) несколько жилых кают на судне приспособить под лаборатории, и нововведение оказалось на редкость эффективным: прямо по ходу корабля, по мере того как из морских глубин поднимались на палубу образцы воды и грунта, фауны и флоры, в этих лабораториях проводилась быстрая первичная обработка «даров океана». Это позволяло сразу же оценивать добытые данные, высказывать, уточнять и опровергать гипотезы.
В самом начале 30-х годов на «Русанове» и еще на нескольких полярных судах впервые появился новый прибор — эхолот (еще не эхолот-самописец). Теперь без него обходятся разве что речные трамвайчики, а тогда… Что и говорить, моряки смотрели на диковинку, затаив дыхание, а эхолот, словно в насмешку, капризничал, выдавал неверные цифры, что порождало во многих и скептицизм, и законную опаску — как бы не врезаться в подводную банку, уповая на чудо-прибор! Но Самойлович трогательно привязался к эхолоту и всячески ратовал за его широкое внедрение.
«Русанов» работал в Карском море. Одновременно ему было поручено доставить стройматериалы и группу строителей на крайнюю северную оконечность Евразии — мыс Челюскин. К тому времени лишь три-четыре судна сумели дойти до тех берегов, и потому понятно волнение, с каким моряки и ученые ступили на неприветливую, но легендарную землю. Развернулось строительство обсерватории (через два года ее возглавил Иван Дмитриевич Папанин).
Дважды «Русанов» заходил на остров Домашний. Сперва для того, чтобы взять на борт четверку зимовщиков по окончании их двухлетней работы на Северной Земле. На Домашнем осталась новая смена во главе с Ниной Петровной Демме. Когда «Русанов» пришел на мыс Челюскин, Рудольф Лазаревич начал проявлять беспокойство: почему молчит радиостанция Домашнего? Он принял решение вновь отправиться на судне к берегам Северной Земли. Тревоги его были не напрасными: волнами смыло с берега уголь и часть продовольствия, вышел из строя двигатель, дававший питание рации. Судовые умельцы наладили двигатель, радио заработало, и начальник экспедиции со спокойной душой покинул Домашний. (За тот рейс профессор Самойлович получил премию — меховую малицу!)
20 лет мечтал Рудольф Лазаревич побывать на острове Уединения, там, где могли отыскаться следы Русанова. Мечта сбылась в 1934 году во время плавания на ледокольном пароходе «Георгий Седов». Самойлович долго ходил по острову, собирал образцы горных пород, заносил в дневник сведения о природе этого клочка земли в центре Карского моря. Геологическое обследование он проводил вместе с коллегой, Владимиром Ивановичем Влодавцом, одним из первооткрывателей хибинских апатитов. Много позже профессор Влодавец вспоминал о том, как самозабвенно трудился Самойлович, как он был вынослив и храбр: «Однажды мы встретились с медведем, я, признаться, оробел, а Рудольф Лазаревич даже не вынул из рюкзака револьвера. Он к тому же был ярым противником охоты на белых медведей».
В 1934 году «Георгий Седов» проделал огромную работу: было взято 105 глубоководных гидрологических станций, сделано 980 промеров глубин, произведены топографическая съемка нескольких высокоширотных островов, серии магнитных наблюдений. Самойлович и Влодавец изучали геологию острова Визе, открытого лишь за четыре года до этого, детально обследовали выходы слюды и полевого шпата на западном побережье Таймыра.
Особый интерес представляло открытие «Седовым» обширного района мелководья в северной части Карского моря. Подобные мелководья играют существенную роль в режиме дрейфующих льдов, обусловливая их задержки и крупные скопления. Нет надобности подробно объяснять, сколь важен такой вывод для капитанов судов, идущих трассой Северного морского пути.
Экспедиция 1934 года наблюдала редкий для тогдашней науки феномен — целый ледяной остров окружностью не менее 30 километров, сидящий на мели. Вероятно, подобные ледяные образования десятилетия спустя стали «фундаментом» для некоторых дрейфующих станций «Северный полюс», только теперь эти острова были «на ходу», а не на мели.
Пройдя 5 тысяч миль, из них 3,5 тысячи во льдах, ледокольный пароход «Седов» блестяще завершил рейс в Карское море. Примечательно, что уже в ходе экспедиции удалось в основном обработать все полученные материалы (для этой цели на судне были специально оборудованы шесть научных лабораторий и кабинетов). В результате родилась новая динамическая карта течений, оконтурилась прослойка относительно теплой атлантической воды на глубине нескольких сот метров, был изучен также рельеф дна. Вносились коренные поправки в карты северного и восточного районов Карского моря. Начальник экспедиции радировал в Кремль: «Впервые в истории исследований как советской, так и зарубежной Арктики проделана столь обширная работа комплексного характера».