Алексей Фёдорович Мерзляков был похож на крестьянина: крепкого сложения, с простыми, крупными чертами лица, будто наскоро вырубленного топором; волосы подстрижены по-мужицки — в кружок. Когда Александр увидел Мерзлякова, он даже не поверил, что это знаменитый поэт: такой он был простой и неказистый на вид.
Мерзляков сидел в кресле в первом ряду. Рядом с ним, по правую руку, устроился пожилой господин с красивым, живым лицом и модно завитыми локонами. Мерзляков сидел тяжело, неподвижно, точно врос в кресло; его маленькие серые глаза были устремлены на отвечавшего ученика. Господин подле него, наоборот, без конца вертелся, прикладывал к глазам лорнет — два стёклышка на длинной позолоченной палочке, здоровался со знакомыми, шептал что-то на ухо то Мерзлякову, то другим соседям, поправлял на груди кружева. Александру казалось, что настоящий поэт должен быть таким — красивым, непоседливым, с живостью в лице и лёгкостью в движениях.
Учитель вызвал Полежаева и предложил прочитать несколько собственных стихотворений. Александр подошёл к покрытому зелёным сукном столу. Читая, он обратился было к красивому господину, но тот отвернулся в сторону, заулыбался кому-то и тут же занялся разглядыванием своих ногтей, тщательно подстриженных и подпиленных; Мерзляков слушал с интересом и даже одобрительно кивал головой. Александр позабыл про вертлявого господина и все стихи прочитал одному Мерзлякову.
После экзамена Мерзляков нашёл в зале Александра, похвалил его стихи, некоторые строчки велел исправить и посоветовал, не тратя даром времени, поступать в университет. Откуда ни возьмись, появился рядом красивый господин, ловко взбил у себя на груди кружева, приложил к глазам лорнет, оглядел Александра, наговорил ему любезностей, пригласил к себе на чай, представился — Пушкин Василий Львович.
Александр читал стихи и шутливые басни Василия Львовича, поэму его «Опасный сосед» знал наизусть. Поэма была про похождения драчуна и забияки Буянова. Похождения оказались не совсем приличные, печатать поэму не позволялось, читатели переписывали её от руки и передавали один другому.
Но в последнее время чаще ходили по рукам не разрешённые для печати стихи племянника Василия Львовича, молодого поэта Александра Пушкина. Многие повторяли, как клятву, его строки:
По Москве разошёлся слух, будто царь хотел сослать молодого поэта в Сибирь и лишь заступничество влиятельных друзей спасло его — вместо Сибири Пушкин отправлен в ссылку на юг. Полежаеву было интересно узнать про судьбу Пушкина, но спрашивать о таком не полагалось. Поэтому он спросил Василия Львовича, скоро ли будет напечатана целиком поэма «Руслан и Людмила», отрывки из которой появились в журналах и всех восхитили. Василий Львович огорчался, что главный Пушкин в русской литературе не он, а племянник Александр, но уже стал привыкать к этому. Да и жаль было Александра: как раз в эти дни он тащился по пыльному тракту куда-то в далёкие бессарабские степи. И Василий Львович живо отвечал Полежаеву, что книжка непременно скоро выйдет и что сам Жуковский — в восторге от поэмы — подарил Александру свой портрет с надписью: «Победителю-ученику от побеждённого учителя». Разгорячившись, Василий Львович пообещал и Александру Полежаеву замечательное будущее...
В октябре 1820 года Александр Полежаев, шестнадцати лет от роду, был зачислен на словесное отделение Московского университета.
Аракчеевщина
Осенью 1820 года в петербургском журнале «Невский зритель» появилось стихотворение — «К временщику». Временщиками называли царских любимцев, имевших из-за близости к царю — монарху — огромную власть. Стихотворение начиналось такими строчками:
Под заглавием стояло разъяснение, что это — подражание обличительному стихотворению, сатире древнего римского поэта Персия. Но разъяснение было сделано для маскировки: иначе стихотворение не удалось бы напечатать. У Персия похожей сатиры нет. Читатели сразу же поняли, кого обличил — гневно осудил и высмеял — поэт: все узнали страшного русского временщика, любимца императора Александра Первого — графа Аракчеева.