Эти строки Полежаева любил Белинский.
Превращения полковника
Прошло восемь лет с тех пор, как отставной полковник Иван Петрович Бибиков подал царю донос на Полежаева. В награду за усердие царь сделал Бибикова жандармом. Жандармами назывались служащие тайной полиции, которая отыскивала и наказывала врагов царского строя. Начальником, или «шефом», жандармов был граф Бенкендорф, один из самых близких царю людей. Бибиков был родственником и другом Бенкендорфа. Он охотно выполнял задания шефа. Он, например, старался встречаться с Пушкиным: следил за его поведением, прислушивался к его разговорам, а потом обо всём, что узнавал, докладывал Бенкендорфу. Но скоро хлопотливая жандармская служба надоела полковнику. Бибиков был богат, а тут получил наследство и стал ещё богаче. Он отказался от должности и снова зажил барином.
Летом 1834 года Иван Петрович Бибиков поехал по делам в Рязанскую губернию. Здесь у него было имение: хорошая земля и пятьсот душ крепостных крестьян. На обратном пути Бибиков приболел и задержался в небольшом городке Зарайске.
Тем же летом в Зарайске оказался полк, в котором служил Полежаев. Так было заведено: несколько месяцев в году полк квартировал в Москве и нёс караульную службу, а остальное время располагался в недальних городах и сёлах.
Бибиков узнал, что рядом с ним живёт человек, которого он погубил. Теперь этот человек был не дерзкий, своевольный студент, а знаменитый поэт. Вся Россия читала его стихи. Многие читатели знали о тяжёлой доле поэта, сочувствовали ему и презирали тех, кто был виноват в его несчастьях. Никому не было известно, что сочинителем доноса, погубившего Полежаева, был Бибиков, но доносчики всегда боятся, что их имя будет открыто. Иван Петрович слыл человеком образованным: он любил живопись и собрал у себя в имении целую картинную галерею, пописывал стишки. И вдруг, боялся Иван Петрович, обнаружится, что такой любезный господин, как он, способен взять лист бумаги и написать о другом человеке такое, за что этого человека посадят в тюрьму или сдадут в солдаты. И ещё Иван Петрович думал о будущем. О том, что через пятьдесят или сто лет люди всё также будут читать стихи Полежаева и жалеть его погубленную жизнь и что в то время никто, конечно, уже не станет держать в тайне старые полицейские бумаги: детей и внуков Ивана Петровича будут считать детьми и внуками предателя. И Бибиков желал исправить дело. Он решил на глазах у всех приютить, приласкать поэта и одновременно просить за него у своего всесильного друга и родственника Бенкендорфа. Это и для будущего хорошо: да, он, Бибиков, первый сообщил правительству о преступных стихах Полежаева, но он же первый умолял правительство простить поэта.
...И вот Полежаев, вольно поджав под себя ноги, устроился на широком красном диване в гостиной у Бибикова. Постылая солдатская одежда сброшена в прихожей: на Полежаеве — голубой халат хозяина с бурым куньим воротником, обут он в домашние туфли без задника, расшитые золотой ниткой. Полежаев покуривает трубку, да не солдатскую коротенькую носогрейку, а роскошную — с мундштуком до полу и черешневым чубуком; табак дорогой — сладкий, ароматный дым дурманит голову. Добрый Иван Петрович, рослый и широкоплечий, по-военному прямо сидит напротив в кресле, расспрашивает поэта о его жизни, просит читать стихи. Он намерен выхлопотать Полежаеву отпуск на две недели: эти две недели поэт проведёт с семейством Бибикова.
Жена и дети Ивана Петровича жили в то лето под Москвой. Иван Петрович тут же сочинил им большое послание. Написал о встрече с Полежаевым, о молодости поэта, о свидании его с царём, о солдатчине, да так написал, словно услышал обо всём впервые.
Полежаев смотрел на нежданного друга и не мог сдержать слёзы. Не потому он плакал, что вспомнил свои несчастья, а потому, что всякий раз до слёз радовался, когда судьба сводила его с добрым человеком.
«Море стонет — путь далёк»
Утреннее солнце позолотило плотно затянутую штору. Екатерина Ивановна, дочь отставного жандармского полковника Бибикова, быстро оделась и из своей комнаты на верхнем этаже, которую называла «светёлкой», спустилась в зал. За огромным — во всю стену — окном зала был виден парк: высоко в ясном небе сверкали листвой берёзы, переливалась шёлком аккуратно подстриженная трава, пестрели на клумбах красные и белые цветы, разбегались во все стороны дорожки, посыпанные ярким жёлтым песком. У окна на треногой подставке-мольберте стояла картина французского художника: ночь на море. Высокие чёрные волны раскачивают корабль, тревожные тучи мчатся по небу, то и дело скрывая тусклый круг луны, но вдали, у самого горизонта, узенькой красноватой полоской уже прорезается рассвет. Екатерина Ивановна увлекалась живописью и перерисовывала картину в свой альбом.