Выбрать главу

А. С. Пушкин — А. X. Бенкендорфу. 7 февраля 1832 г.

…Я всегда твердо был уверен, что высочайшая милость… не лишает меня и права, данного государем и всем его подданным; печатать с дозволения цензуры.

А. С. Пушкин — Н. Н. Пушкиной. 22 сентября 1832 г.

Я приехал в Москву вчера, в среду. Велосифер, по-русски поспешный дилижанс… поспешал, как черепаха, а иногда даже, как рак. В сутки случилось мне сделать три станции. Лошади расковывались, и неслыханная вещь — их подковывали на дороге. 10 лет езжу я по большим дорогам, отроду не видывал ничего подобного. Насилу дотащился в Москву.

…Приехал в Москву, поскакал отыскивать Нащокина, нашел его попрежнему озабоченным домашними обстоятельствами. Он ездил со мною в баню, обедал у меня. Завез меня к княгине Вяземской; княгиня завезла меня во французский театр, где я чуть было не заснул от скуки и усталости. Приехал к Оберу и заснул в 10 часов вечера… Видал Чаадаева в театре, он звал меня с собою повсюду, но я дремал… Не можешь вообразить, какая тоска без тебя. Я же все беспокоюсь, на кого покинул я тебя!

Ей же 27 сентября 1832 г.

Здесь я живу смирно и порядочно, хлопочу по делам, слушаю Нащокина и читаю мемуары Дидро. Был вечер у Вяземской… Сегодня еду слушать Давыдова… профессора; но я ни до каких Давыдовых, кроме Дениса, не охотник — а в Московском университете я оглашенный. Мое появление произведет шум и соблазн, а это приятно щекотит мое самолюбие.

Когда Пушкин вошел с министром Уваровым, для меня точно солнце озарило всю аудиторию: я в то время был в чаду обаяния от его поэзии… Перед тем однажды я видел его в церкви, у обедни, — и не спускал с него глаз. Черты его лица врезались у меня в памяти. И вдруг этот гений, эта слава и гордость России — передо мной в пяти шагах!.. Читал лекцию Давыдов, профессор истории русской, литературы. — «Вот вам теория искусства», — сказал Уваров, обращаясь к нам, к студентам, и указывая на Давыдова, — «а вот и само искусство», — прибавил он, указывая на Пушкина. Он эффектно отчеканил эту фразу, очевидно заранее приготовленную. Мы все жадно впились глазами в Пушкина. Давыдов оканчивал лекцию. Речь шла о «Слове о Полку Игоревом». Тут же ожидал своей очереди читать лекцию после Давыдова и Каченовский. Нечаянно между ними завязался, по поводу «Слова о Полку Игоревом», разговор, который мало-помалу перешел в горячий спор. — «Подойдите ближе, господа, — это для вас интересно», — пригласил нас Уваров, и мы тесной толпой, как стеной, окружили Пушкина, Уварова и обоих профессоров, Не умею выразить, как велико было наше наслаждение — видеть и слышать нашего кумира.

Я не припомню подробностей их состязания, — помню только, что Пушкин горячо отстаивал подлинность древне-русского эпоса, а Каченовский вонзал в него свой беспощадный аналитический нож. Его щеки ярко горели алым румянцем, а глаза бросали молнии сквозь очки. Может быть, к этому раздражению много огня прибавлял и известный литературный антагонизм между ним и Пушкиным. Пушкин говорил с увлечением, но, к сожалению, тихо, сдержанным тоном, так что за толпой трудно было расслышать. Впрочем, меня занимал не Игорь, а сам Пушкин.

И. А. ГОНЧАРОВ

…Бой был неравен, судя по впечатлению приятеля; он и теперь еще, кажется, более на стороне профессора, — и не мудрено! Пушкин угадывал только чутьем то, что уже после него подтвердила новая школа филологии неопровержимыми данными; но этого оружия она еще-не имела в его время, а поэт не мог разорвать хитросплетенной паутины «злого паука».

Ап. И. МАНКОВ

Н. О. Пушкина — О. С. Павлищевой и Л. С. Пушкину. 20 октября 1832 г.

Александр возвратился в Петербург. Он приехал из Москвы с мучительным ревматизмом в правой ноге, но, несмотря на это, возится с переборкой на новую квартиру.

П. В. Нащокин «рассказывал Пушкину про одного белорусского небогатого дворянина, по фамилии Островский, который имел процесс с соседом за землю, был вытеснен из имения и, оставшись с одними крестьянами, стал грабить сначала подьячих, потом и других».

П. И. БАРТЕНЕВ

А. С. Пушкин — П. В. Нащокину

…честь имею тебе объявить, что первый том Островского[12] кончен и на днях прислан будет в Москву на твое рассмотрение… Я написал его в две недели, но остановился по причине жестокого ревматизма, от которого прострадал другие две недели, так что не брался за перо и не мог связать две мысли в голове.

И. С. Тургенев — П. В. Анненкову

Пушкин одним созданием Троекурова в «Дубровском» показал, какие были в нем эпические силы.

С зимы 1832 года Пушкин стал посвящать псе свое время работе в архивах, куда доступ был ему открыт еще в прошлом году. Из квартиры своей отправлялся он каждый день в разные ведомства, предоставленные ему для исследований. Он предался новой работе своей с жаром, почти со страстью.

П. В. АННЕНКОВ

Пушкин избрал для себя великий труд, который требовал долговременного изучения предмета, множества предварительных занятий и гениального исполнения. Он приступил к сочинению истории Петра Великого… Преимущественно занимали его исторические разыскания. Он каждое утро отправлялся в какой-нибудь архив, выигрывая прогулку возвращением оттуда к позднему своему обеду. Даже летом, с дачи, он ходил пешком для продолжения своих занятий.

И. А. ПЛЕТНЕВ

Министерство Военное

КАНЦЕЛЯРИЯ МИНИСТЕРСТВА

Отделение 3

В С. Петербурге «8» февраля 1833.

Его благородию А. С. Пушкину

Военный министр покорнейше просит Александра Сергеевича Пушкина уведомить его: какие именно сведения нужно будет ему получить из Военного министерства для составления Истории генералиссимуса князя Италийского графа Суворова-Рымникского?

А. С. Пушкин — А. И. Чернышеву

Милостивый государь

граф Александр Иванович

Приношу Вашему сиятельству искреннейшую благодарность за внимание, оказанное к моей просьбе.

Следующие документы, касающиеся Истории графа Суворова, должны находиться в архивах главного штаба:

1) Следственное дело о Пугачеве

2) Донесения графа Суворова во время кампании 1794 года

3) Донесения его 1799 года

4) Приказы его к войскам.

Буду ожидать от Вашего сиятельства позволения пользоваться сими драгоценными материалами.

А. С. Пушкин — П. В. Нащокину

Жизнь моя в Петербурге ни то ни се. Заботы о жизни мешают мне скучать. Но нет у меня досуга вольной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь в свете, жена моя в большой моде — все это требует денег, деньги достаются мне через труды, а труды требуют уединения.

вернуться

12

Так в черновом варианте называлась повесть «Дубровский».