М. П. ПОГОДИН
А. X. Бенкендорф — А С. Пушкину
…Ныне доходят до меня сведения, что вы изволили читать в некоторых обществах сочиненную вами вновь трагедию.
Сие меня побуждает вас покорнейше просить об уведомлении меня, справедливо ли таковое известие или нет. Я уверен, впрочем, что вы слишком благомыслящи, чтобы не чувствовать в полной мере столь великодушного к вам снисхождения и не стремиться учинить себя достойным оного.
С совершенным почтением имею честь быть
ваш покорный слуга
А. Бенкендорф
А. С. Пушкин — А. X. Бенкендорфу
…Так как я действительно в Москве читал свою трагедию некоторым особам (конечно, не из ослушания, но только потому, что худо понял высочайшую волю государя), то поставлю за долг препроводить ее Вашему превосходительству, в том самом виде, как она была мною читана, дабы вы сами изволили видеть дух, в котором она сочинена; я не осмелился прежде сего представить ее глазам императора, намереваясь сперва выбросить некоторые непристойные выражения. Так как другого списка у меня не находится, то приемлю смелость просить Ваше превосходительство оный мне возвратить.
А. X. Бенкендорф — А. С. Пушкину
Его величество совершенно остается уверенным, что вы употребите отличные способности ваши на переда-ние потомству славы нашего Отечества, передав вместе бессмертию имя ваше. В сей уверенности его императорскому величеству благоугодно, чтобы вы занялись предметом о воспитании юношества. Вы можете употребить весь досуг, вам предоставляется совершенная и полная свобода, когда и как представить ваши мысли и соображения; и предмет сей должен представить вам тем обширнейший круг, что на опыте видели совершенно пагубные последствия ложной системы воспитания.
А. С. Пушкин — П. А. Вяземскому. 1 декабря 1826 г.
В деревне я писал презренную прозу, а вдохновение не лезет.
А. X. Бенкендорф — А. С. Пушкину
Я имел счастие представить государю императору Комедию вашу о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве. Его величество изволил прочесть оную с большим удовольствием и на поднесенной мною по сему предмету записке собственноручно написал следующее: «Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена если б с нужным очищением переделал комедию свою в историческую повесть или роман, наподобие Вальтера Скотта».
Во время добровольного изгнания нас, жен сосланных в Сибирь, он был полон самого искреннего восхищения: он хотел передать мне свое «Послание к узникам» для вручения им, но я уехала в ту же ночь, и он передал его Александрине Муравьевой. Пушкин говорил мне: «Я хочу написать сочинение о Пугачеве. Я отправлюсь на места, перееду через Урал, поеду дальше и приду просить у вас убежища в Нерчинских рудниках».
М. Н. ВОЛКОНСКАЯ (Мария Раевская)
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
He пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Несчастью верная сестра,
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье,
Придет желанная пора:
Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы,
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас.
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.
А. С. ПУШКИН
Комиссия постановила послать к г. московскому обер-полицмейстеру список с имеющихся при деле стихов в особозапечатанном от комиссии конверте на имя самого А. Пушкина и в собственные руки его: но с тем, однакож, дабы г. полицмейстер по получении им означенного конверта, не медля ни сколько времени, отдал оный лично Пушкину и, по прочтении им тех стихов, приказал ему тотчас же оные запечатать в своем присутствии его, Пушкина, собственною печатью и таковою же другою своею; а потом сей конверт, а следующее от него, А. Пушкина, надлежащее показание по взятии у него не оставил бы, в самой наивозможной поспешности доставить в сию комиссию при отношении.
Комиссия военного суда. 22 января 1827 г.
Гордись, гордись, певец; а ты, свирепый зверь,
Моей главой играй теперь;
Она в твоих когтях. Но слушай, знай, безбожный:
Мой крик, мой ярый смех преследует тебя!
Пей нашу кровь, живи, губя:
Ты все пигмей, пигмей ничтожный.
И час придет… и он уж недалек:
Падешь, тиран! Негодованье
Воспрянет, наконец. Отечества рыданье
Разбудит утомленный рок.
А. С. ПУШКИН, Андрей Шенье
Сии стихи действительно сочинены мною. Они были написаны гораздо прежде последних мятежей ц помещены в элегии АНДРЕЙ ШЕНЬЕ, напечатанной с пропусками в собрании моих стихотворений. Они явно относятся к французской революции, коей А. Шенье погиб жертвою… Все сии стихи никак, без явной бессмыслицы, не могут относиться к 14 декабря. Не знаю, кто над ними поставил сие ошибочное заглавие. Не помню, кому мог я передать мою элегию А. Шенье. Для большей ясности повторяю, что стихи, известные под заглавием; «14 декабря», суть отрывок из элегии, названной мною АНДРЕЙ ШЕНЬЕ.
Александр Пушкин, 1827 г., Москва
Вчерась мы обедали у (УШАКОВЫХ), а сегодня ожидаем их к себе. Меньшая очень, очень хорошенькая, а старшая чрезвычайно интересует меня, потому что, ло-видимому, наш поэт, наш знаменитый Пушкин, намерен вручить ей судьбу жизни своей, ибо уж положил оружие свое у ног ее, т. е. сказать просто, влюблен в нее. Это общая молва. Еще не видавши их, я слышала, что Пушкин во все пребывание свое в Москве только и занимался, что: на балах, на гуляниях он говорил только с нею, а когда случалось, что в собрании (УШАКОВОЙ) нет, то Пушкин сидит целый вечер в углу задумавшись, и ничто уже не в силах развлечь его!.. Знакомство же с ними удостоверило меня в справедливости сиих слухов. В их доме все напоминает о Пушкине: на столе найдете его сочинения, между потами — «Черную шаль» и «Цыганскую песню», на фортепианах — его «Талисман»… в альбоме — несколько листочков картин, стихов и карикатур, а на языке беспрестанно вертится имя Пушкина.