Дочка стояла рядом с Дианой, недоуменно уставившись в небо:
— Что ты там увидела, мам?
Она спала на надувном матрасе в подружкиной квартире, и ей снилось, что она покупает персики у тех двух старых мексиканцев.
На этот раз она была одна.
Старуха стояла позади старика, и ветер раздувал ее черную шаль. Над ржавым грузовичком безмолвно, не каркая, кружили вороны.
Старик с сердитым видом взвешивал на серебристых весах отобранные ею персики.
И только тут она заметила, что на второй чашке весов лежит младенец.
Маленький, не больше ее ладони.
Голый и весь в крови. Вот он открыл рот, но вместо крика послышалось карканье.
Отгремевшая рано утром гроза напоила все вокруг свежестью.
Запоздавшие с цветением растения — розы, азалии — наконец-то раскрыли бутоны. Их соцветия, пышные, яркие и обильные, казались неуместными, словно постаревшие красотки явились на деревенскую вечеринку в бальных платьях. Влажный и густой воздух, напоенный их ароматом, дурманил Диану. Она попросила Эмму закрыть окно и включила кондиционер.
— Что это за девочка, которая упала?
— Не знаю. — Эмма пожала плечами. Она рассматривала свои ладони, лежащие на коленях.
— Ты ее видела?
Эмма опять пожала плечами:
— Нет, не видела.
— Девочки бежали мимо нее, и никто ей не помог.
— Да ничего с ней не случилось. Ей не надо было помогать.
Диана жестко посмотрела на Эмму:
— Мне не нравится твой тон, юная леди.
Ротик-бутон приоткрылся, девочка покраснела, потом пробурчала что-то себе под нос и отвернулась от матери.
Но Диана наклонилась и взяла Эмму за подбородок:
— Посмотри на меня.
Эмма неохотно позволила материной руке повернуть к ней лицо.
— Послушай, Эмма. Я не хочу, чтобы моя дочь превратилась в паршивку, которая проходит мимо упавшего человека, не пытаясь ему помочь. Ты меня слышишь?
Эмма молча вырывалась.
— Ты меня слышишь? — уже громче повторила Диана.
— Слышу, слышу! — Эмма разрыдалась. — Я не виновата, что она упала. Я ее даже не знаю. Меня там и рядом-то не было!
Диана отпустила дочку и положила руки на руль.
— Знаю, — сказала она, внезапно успокоившись, но Эмма продолжала плакать. Они тронулись с места.
По ветровому стеклу бегал солнечный зайчик. Когда они проезжали под деревьями или телефонными проводами, он менял цвет. Голубой, розовый, зеленый. Диана старалась не смотреть на него, понимая, что надо следить за дорогой, а не пялиться на игру солнечного света на стекле. Через окно она увидела лужу, а в ней воробья. Должно быть, купался, если только не поранил крылья. Он был серенький, мягкий и взъерошенный, похожий на грязную звездочку.
Они уже почти миновали лужу с воробьем, когда Диана почувствовала, что ей опять нечем дышать, словно из легких выкачали весь воздух.
Воробей. Когда она в последний раз видела воробья? Или другую птицу?
Она сидела, хватая ртом холодный кондиционированный воздух, пока не закружилась голова и не накатила слабость. Вдруг ее осенило. Птицы. Она совсем забыла о птицах.
Куда они подевались?
Если не считать воробья в луже, как давно она не видела ни одной птицы?
Ну конечно. На зиму они улетают на юг. Но не все же!
И почему она до сих пор ни разу не задумывалась, почему нигде нет птиц — ни во дворе, ни на телефонных проводах, ни на крыше гаража?
Да нет же, она видела птиц, но когда, черт побери, когда это было в последний раз?
Диана потерла глаза и снова испытала неприятное ощущение в том месте, где голову задело осколком разбитого зеркала.
Что это на нее нашло? Вокруг было полно птиц. Они были везде. Гроздьями сидели на электрических проводах, чирикали на деревьях. По тротуару как заводная прыгала малиновка. Не успела Диана удивиться отсутствию птиц, как мир снова наполнился пернатыми.
Холод
Эмма утихла, и Диана, тронув ее за колено, предложила:
— Пойдем поедим мороженого. Кажется, у меня подходящее настроение.
Эмма кивнула, но смотрела на мать без улыбки.
Диана припарковалась перед «Баскин-Робинсом», и они вошли в кафе.
За прилавком стоял рыжеволосый веснушчатый паренек — типичный образец подростка, подрабатывающего в каникулы. Когда она была в его возрасте, то всей душой презирала таких ребят — прилизанных, чистеньких, слишком вежливых. Предпочитала тех, кто нигде не работал и никогда не улыбался. С дьявольской искрой в глазах. В татуировках. На мотоциклах.
Это потом она изменилась.