«Кто спасет твою душу?»
Ее голос тянулся как шелковая нитка за тонкой блестящей иголкой.
Одна из подруг так замерзла в своем топике и шортах, что натянула на себя шерстяное покрывало.
Это покрывало лет двадцать назад связала крючком ее бабушка, которой больше не было в живых. По отвратительному оливковому полю шли темно-зеленые и оранжевые линии, закручивавшиеся в центре в уродливый завиток.
Ей никогда не нравилось это покрывало. Мать часто плакала, глядя на него, — вспоминала умершую бабушку.
Девочка загрустила… Слишком печальная песня, да и ощущение прохлады испарилось. На следующий год они переходят в выпускной класс, а что потом? Куда идти? Кем стать?
Как она ни старалась, ей не удавалось придумать ничего интересного.
Общежитие, пицца, опустевшая после ее отъезда в университет квартира. Она вся в черном, как ведьма или монашенка… Или на футбольном поле… Желтый дорожный знак. Что на нем написано? «Сбор урожая». «Прохода нет». «Только для пешеходов». Дальше ее воображение буксовало.
— Ты крещеная? — откашлявшись, спросила она подругу.
— Конечно. Даже два раза. В детстве и потом, когда перешла в церковь пятидесятников. Мы ходили в поход, и пастор Мелори меня окрестил. В лесу, возле речушки. Мы там лагерь разбили. Это было сразу после того, как я заново родилась.
Заново родилась.
Они никогда об этом не говорили. Хотя обсуждали, кажется, все на свете: секс, месячные, свои фантазии, отцов, самые сокровенные мысли и мечты. Но о Боге — нет, им это и в голову не приходило. С ними вообще никто и никогда по-настоящему не говорил о Боге. Так могла пройти вся жизнь, и в ней ни словом не упоминалось бы ни о Боге, ни о смерти.
Сквозь задернутые шторы в не видимые глазом щели в комнату струилось горячее дыхание августовской жары.
Ночь огромна и непостижима.
Она кажется лишенной жизни, но стоило Диане включить фонарь на заднем крыльце, как из темноты тотчас явились сотни мошек и принялись роем кружиться вокруг лампочки.
Где они прятались до того, как вспыхнул свет? Что делали?
Они цеплялись друг за друга крохотными крылышками, образуя сложный узор. Интересно, из чего у них крылышки?
Наверное, из чего-то такого, что похоже на тончайший шелк, покрытый еще более тонкой пленкой. Из чего же еще?
Диана шагнула в ночь, тихонько прикрыв за собой дверь, чтобы не разбудить мужа и дочь.
Она успокоилась и расслабилась. Трава холодила босые ноги, хотя роса еще не выпала. Сильно пахло розами. Было тихо…
Те звуки, что не давали ей заснуть, еще не стихли, но здесь, на улице, их поглощал и разбавлял огромный мир. Над головой простиралось неправдоподобно высокое черное небо с яркими звездами — Диана увидела созвездие Малой Медведицы, похожее на россыпь бриллиантовой пыли. Там для всех хватит места.
Перевела взгляд с неба на землю.
В темноте белел пластмассовый пони.
Диана встретила взгляд его пустых глазниц. Он как будто о чем-то хотел рассказать… О чем-то таком, чего ей не расслышать. Все эти годы, ночью и днем, в любую погоду, игрушечная лошадка стояла на улице, уставившись в стену гаража. Двигаться она не могла, но и не разрушалась, потому что была сделана из вечной пластмассы.
Что значит вечность для тех, у кого нет разума?
Вечность. Вечная бессонница. Диана обернулась к пони: наверное, это обман зрения, но ей почудилось, что он шевельнулся.
Она отвернулась и поспешила к гаражу. Металлическая дверь поехала в сторону с грохотом, словно из пещеры покатился камень. Изнутри на Диану пахнуло жарким запахом бензина, но цементные ступени лестницы, по которой она поднималась в мастерскую, приятно холодили босые ступни.
Должно быть, Тимми услышал ее приближение — подвывания стихи, и послышалось мурлыканье.
Диана чуть ли не кожей ощущала его нетерпение. Он рвался на волю, и его не заботило, что снаружи может подстерегать опасность и не факт, что найдется еда и место, где спать. Она еще только открывала дверь, а кот уже прошмыгнул мимо нее, скатился по лестнице и тенью метнулся из гаража. Бесконечная, непроницаемая темнота поглотила его.
К концу августа зной, раскаленным одеялом накрывавший Бриар-Хилл больше двух недель, наконец ослаб.
Одной из подруг отец перед отъездом с новой женой и сыном в Калифорнию оставил машину. В ней не было кондиционера, поэтому окна приходилось держать открытыми, отчего безжалостно страдали прически.
Все хорошее быстро кончается.