- Никогда не понимал, как ты можешь выговорить собственное имя? — заметил Слава, снимая шляпу и пиджак и плюхаясь на диван.
— Бестактный вопрос, — мрачно ответила девочка, располагаясь в кресле. — Меня интересует другое — кто из вас придумал называть меня Люлей, пользуясь моим младенчеством и неспособностью протестовать?
— Я же тысячу раз рассказывал. Сначала мы никак тебя не звали. Потом однажды, когда ты уже слегка могла бормотать, бабушка пошла тебя укладывать спать. Через пару часов мы хватились, пошли в спальню — никого. Заглянули в твою гипнокабину — а вы там с бабушкой лежите, обнявшись, бабушка уже спит, а ты ее убаюкиваешь: "Люли-люли-люли…". Так и привыкли звать тебя Люлей.
— Но сейчас. Когда мне — двенадцать лет.
Я требую, чтобы меня при посторонних.
Так не называли! — отчеканила Люля. — Мне нравится имя Леонора. Через год, когда получу паспорт, впишу его первым именем. Так что — только попробуй назвать меня Люлей при ком-нибудь!
Она подумала и сказала:
— Хотя тебя предупреждать о чем-либо бесполезно, я уже убедилась.
— Сама виновата, — с удовольствием проговорил отец, — Сама напросилась.
— Ладно, бывают имена и похуже Люли, — смирилась девочка, — Когда я в прошлом году ездила на сборы вязальщиц крючком, там была одна девочка с ГаммыГаммы, так ее дома называют Псевдоподиком. А есть и вообще имена, звучащие как старинные русские неприличные ругательства.
— А где это ты слышала старинные русские неприличные ругательства? — заинтересовался Слава.
- Папа, — мягко ответила Люля, — А дома?
Это не вы случайно с дядей Карлом в соседней комнате в электрические шахматы ежевечерне играете?
Слава смущенно хмыкнул. Игра в шахматы ему и так никогда не давалась, а тут еще когда за каждый неправильный пространственный ход бьют током…
- Ну так куда мы едем? — прервал его размышления голос дочери.
— Ты же слышала — на Рудники.
- Там открыли месторождение какого-нибудь редкого металла? Представляешь, вот бы было здорово, если бы ты это шикарно описал, и аборигены в благодарность назвали бы находку святославитом! Или захаровидием!
- А я бы попросил, — включился в игру Слава. — назвать его в честь моей любимой дочери — зрщутшчием!
- Вот, — подняла палец Люля, — Когда надо какую-нибудь гадость сказать — всегда выговорим все, что захотим.
— Не металл, — со вздохом признал отец, — Не открытие и не сенсация, к сожалению. Обычная заметка на десять строк в колонку "Сегодня на Колесе".
— Ну и что у нас сегодня на Колесе?
— Ежегодный марш гномов.
— Что?!!
— Марш гномов.
— Кого?
— Гномов. Ты плохо слышишь?
— Слышу я хорошо, я понимаю плохо.
— А что тут понимать? На планете Рудники, как мне рассказал наш главный редактор, старина Карл Даблъю Джаз-старший, осталось всего семь коренных жителей-рудокопов, которых остальные обитатели Колеса, по аналогии с персонажами многочисленных легенд, окрестило гномами. Они такие, с…
— Папа, я знаю, кто такие гномы и как они выглядят. Ты земную сказку о Белоснежке и семи гномах читал в детстве?
— А кто ее написал? Толстой?
— Пушкин, блин!!!
- Не ругайся. У Пушкина разве не про семь богатырей было?
— Папа!!! Про гномов братья Гримм написали. Они были немцы.
— Ты же знаешь, я инопланетную литературу не очень…
— Иностранную, папа. Они жили в девятнадцатом веке еще на Земле.
— У-у-у… Я в такие дебри не залезаю.
— И зря. Иначе был бы уже сам каким-нибудь редактором, а не мальчиком на побегушках в газете отца твоего школьного товарища.
— З-Р-Щ-У-Т-Ш-Ч!!!
— Все, уже заткнулась.
— Я спать буду. Разбудишь, когда приедем.
— Спи. Я пока почитаю.
Люля вздохнула, достала из сумки ноутбук, связалась по кабинному телепону с Вилнетом и принялась за дело.
* * *
Оказавшись в пункте назначения, корреспондент Захаров сразу понял, что желающих попасть на захудалый ежегодный марш гномов несколько больше, чем он ожидал. Если честно, то он вообще ждал, что пойдет маршем за гномами и будет восьмым в их стройном ряду.
- Почему же ты не спрашиваешь, как всякая примерная девочка у своего старика-отца: "Папа, а почему здесь так много народу?". Или что-нибудь в этом роде, — пропыхтел Захаров, с трудом протискиваясь сквозь толпу.
— Я знала, что на Рудниках будет давка, — коротко ответила Люля, как катерок за ледоколом, продвигаясь за отцом к выходу со станции.
— Ой-ой, можно подумать! Ты и про Рудники-то ничего не знала!