«Хорошо быть водой, — подумал Птичик, доедая второй стакан льда. — Можно стать газообразным и улететь куда-нибудь».
Он хихикнул. Газообразный человек! Хорошая идея. Можно проникать в любые щели и затем превращаться в твердое тело. Например, у девчонок в раздевалке. Хоп — и в парах душевой медленно проступают черты Анцифера.
«Привет, телки! — фантазировал Птичик, догрызая третий стакан льда. — Чего испугались?!!»
Девчонки начнут визжать, прикрывая руками плоскости. Уж он-то точно знал, что там плоскости. У него был свой манекен для изучения — сестра Верка, которую он исследовал вдоль и поперек. Впрочем, как и она его… Ничего площе, чем Верка, не придумаешь!..
Тем не менее плоскости волновали его ледяную грудь. Волнения были теплыми, а потому Анцифер выдоил из холодильника порцию свежих ледышек и захрустел ими, подавляя фантазии.
Образы голых девчонок ушли из охлажденных мозгов, видимо, и остальные мысли покинули голову Птичика, он просто что-то ощущал, что-то такое, что нельзя было определить словами «приятное» или «неприятное». Мыслительный процесс остановился.
Анцифер не отдавал себе отчета, что продолжает поглощать лед все новыми и новыми порциями. Его тело почти перестало существовать, живот затвердел доской, пальцы шевелились, как у плохо смазанного робота.
Он захотел писать, с трудом встал и на автопилоте, шаг за шагом, направился к туалету. Освободил от охранного кресла дверь, при этом оно упало, грохнув металлической ножкой об пол. Но мальчик не слышал звуков, будто в уши и в голову ему залили бочку бетона. Он добрался до туалета, где пописал, частично попав в унитаз ледяной крошкой.
Тело Птичика было направилось обратно к комнате, но повстречалось с сонным телом матери, мочевой пузырь которой также требовал свободы. Ее душа еще находилась во власти эротических сновидений про Хабиба, а потому руки механически приобняли сына…
— Все хорошо? — поинтересовалась со сна.
Неожиданно какие-то тревожные сигналы заставили мать окончательно проснуться. Руки теперь не обнимали сына, а вцепились в детские худые плечи. Она ощутила, что Птичик, его тело — все было холодным, как у замороженной рыбы.
— Что?! — закричала она. — Что произошло?!
Из своей спальни выскочила Верка. Она спросонья терла глаза.
— Что случилось, мам?
Мать всегда теряла контроль, если происходило нечто из ряда вон. Тогда, когда нужно было спасать человека, ее и без того куриная сила воли вовсе исчезала, уступая место короткой панике, а затем отключке от ситуации. Таким образом организм сам себя охранял, не давая погибнуть нервным клеткам. Наступала эмоциональная тупость. С таким талантом человек может прожить до ста лет запросто.
Но Верка не была из разряда эмоционально тупых. В лучах зажженного света она рассмотрела своего брата. Птичик был похож на перележалое в морозилке мороженое.
Сестра бросилась в братскую комнату, нашла в ней дотаивающие на полу кубики льда — и все поняла.
— Мам, — затараторила она, — Фирка льда наелся. Уж я не знаю сколько! Надо «скорую» вызывать!
Мать в ответ лишь тыкала и угукала. Тогда Верка обняла брата и, вбирая часть холода в свое плоское тело, заговорила ласково:
— Ну что же ты наделал, Фирочка? Как же ты, родной?
Она вновь оборотилась в сторону матери и уже грозно, басовито наехала:
— Идиотка, вызывай «скорую»! Что ты стоишь, мама?! Фирке плохо! Он умирает!
И действительно, ноги Птичика подогнулись, и он съехал по стене к полу, как тающая ледяная скульптура на солнцепеке.
— Очнись же! — заорала Верка и пихнула мать в живот.
— Да-да… Сейчас…
Она с трудом брала себя в руки, заставляя глаза видеть, а мозг осознавать, что происходит на самом деле. А когда разглядела Птичика с лицом сизым, как голубиное оперение, рванула к телефону и уже через секунду причитала в трубку:
— Мальчик… Анцифер Сафронов… десять… льда объелся… да не шучу я… обыкновенного льда из морозильника… на вопросы не отвечает…
— А мне их никто не задавал, — в последний раз отреагировал Птичик и закрыл глаза.
— Сознание потерял! — хриплым, осевшим голосом сообщила мать «скорой».
— Выезжаем!..
«Скорая» приехала на удивление быстро.
Немолодой врач, похожий на папиного садовника Сайда, маленький таджик, приставил стетоскоп к груди Птичика. Обнаружив сердцебиение, оттянул мальчику нижнее веко и значительно просветлел лицом.
— Что салучилось? — поинтересовался он, подмигнув Верке.
— Льда наелся, — проинформировала мать.
— И миного?