— Килограмма три, наверное, — подмигнула в ответ Верка.
— Он без сознания? — нервничала мать.
— Спит.
— А вы гастарбайтер? — спросила Верка врача. Мать шикнула на дочь, но врач, кивнув, сказал, что мальчика нужно везти в больнису, так как от переохлаждений могут возникнуть всяческий осложнений.
— Его согревать необходимо! Русский жена у меня! И паспорт!
Мать и дочь принесли из комнат одеяла, а Верка из шкафа вытащила материнскую норковую шубу. Родительница на это выкатила глаза, сделав их такими страшными, что Верка засунула шубу обратно.
— И что же он у вас лиод ест? — спросил гастарбайтер, вкалывая в руку Птичику какое-то лекарство.
— Да вот… — маялась мать.
— Любит лиод, — передразнила Верка. — Ему тут холодильник от папы остался… Наш папа умер от рака легких!.. Вот он в честь папы льда и наелся. А вчера спал в холодильнике. Мама его выпорола!
— Пороть не стоит!
— Нервы.
В дверь позвонили, и в квартиру вошел немолодой, плохо бритый санитар с носилками.
— Ты его, Василича, на руках снеси. Сейчас поедем.
— А мы? — растерялась мать.
— В ночных рубашка поедете?..
В «скорой» пахло чем-то неприятным.
Верка все вглядывалась в бледное лицо брата, и ей казалось, что он мертвый, как и отец. Трусила, боясь остаться в одиночестве с матерью.
Врач-таджик объяснял женщине, что если бы Птичика положили в горячую ванну, то «последствий мог быть печальный». Верка сунула пальцы в подмышку брата и защекотала, что было сил.
— Сосуды могли погибать! — пояснил гастарбайтер. — Сердце могло не выдержать!..
Мать охала и рада была, что ей даже в голову не приходило класть сына в горячую ванну. Ей вообще ничего в голову не приходило.
Птичик на Веркину щекотку не реагировал. Только голова из стороны в сторону каталась, как дыня «колхозница».
— Умер! — воскликнула она, ощущая, как ее сердце валится с привычной позиции куда-то в пятку. — Анцифер умер!
— Нет-нет! — успокоил врач. — Спит. Я ему успокоительное вколол. Крепко спит!
Веркино сердце колотилось, поднявшись из пятки обратно в грудь. Она про себя затараторила «слава богу», а подпрыгнув на ухабе, вдруг спросила врача:
— А вас не Хабибом зовут?
— Иван Иванович! — представился врач. — А что?
«Вот как бывает», — подумала Верка.
Как так бывает, она для себя не уточнила.
Птичика лечили неделю. Что-то у него внутри подмерзло. Но все, кому рассказывали про мальчика, съевшего три килограмма льда, удивлялись, что пацан так легко отделался.
Персоналу нравился коротко стриженный мальчишка с кустом непослушных волос на макушке, с бледным снежным лицом и крупными веснушками на нем. На третий день лечения он знал всех медсестер по имени и показывал им элементы брейк-данса.
Приходила психолог.
Спрашивала:
— Зачем лед ел?
Птичик молчал. Поди знай, зачем лед ел. Но он ответил тетеньке, на белом халатике которой имелся глубокий вырез на груди:
— Испытывал на прочность организм человеческий!
Психологине нравилось, когда ей заглядывают в вырез, но не десятилетние же пацаны. Она выпрямила спину. Ей, опытному работнику душевного врачевательства, казалось, что у мальчика протестное отношение к миру, особенно к семье, вернее, к той части, которая от нее осталась. Профессионал, она знала, что у Анцифера совсем недавно умер отец.
— А как ты к маме относишься? — ласково интересовалась психолог.
— Как?
— Ну как?
— Как к маме относятся, — отвечал Птичик, которому надоело разглядывать то, что нельзя увидеть до конца. — Это же моя мама!
— Понятно… А сестра?
— Верка дура!
— Так-так!
— Но я ее люблю. Это же моя сестра!
Психолог ушла, а Птичик, перед тем как заснуть, немного поплакал, так как мама ни вчера, ни сегодня не приходила в больницу. А Верка малолетка, одна не ходит!
Утром следующего дня Птичик оделся во все свое и через черную лестницу покинул больницу самостоятельно.
Он поймал машину, за рулем которой сидел человек, похожий на врача со «скорой», и сказал, что ему надо за город.
— А деньги? — поинтересовался подозрительный водитель. — Дорого будет: видишь — первый снег пошел, а я не переобулся.
— Там заплатят и, может, какую-нибудь обувь подарят!
— А не врешь?
— Не вру.
Они проехали через московские пробки и выкатились на просторное Новорижское шоссе, по которому пронеслись с огромной скоростью — пятьдесят километров. Потом развернулись, нарушив правила, и покатили по «встречке», вернее, по ее обочине.