Почти не светит:
Торчит оплавленный скелет,
Уходит вечер.
Здесь Вечность правила ключи
Или обиды,
В ночи, в кругу своей свечи
Меня любила.
Смертельный навевала код
Стихов полночных,
Чтобы мучительно-легко
Я жил построчно.
Свеча горела на столе.
Но лгу, свеча ли?
И в январе, не в феврале…
Давай сначала.
Свечи огарок на столе
Почти не светит:
Торчит оплавленный скелет,
Уходит вечер.
Он растворяется во мне,
И в полудрёме
Я вижу Время на стене:
Оно в короне.
Любовь проявленная — тлен,
Я — сын предела…
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Есть в тесноте житейской свой кошмар…
Есть в тесноте житейской свой кошмар:
Пустые речи — преисподней муки:
Абсурдность слов и бесполезность звуков,
Таких тоскливых, как ночной комар.
За что мне, Боже, этакий укор -
Мечтать о келье с ватными стенАми:
Чтоб бесы, где-то плача и стеная,
Моею не могли водить рукой.
Но, Господи, какой же это вздор,
Когда вокруг все корчатся и воют,
Я разрушаюсь изнутри безвольно,
И болью отдается каждый вздох.
И тяжелеет левая рука,
И правая расстегивает ворот.
А память слепо открывает створки
Той жизни, что забыл пока.
Я слышу колокольный перелив,
Ловлю наивность песни хороводной,
И теплые качающие волны
Меня влекут в объятия Земли.
А рядом незнакомые черты
И о хорошем шепчущие губы,
И я жалею женщину другую,
И вдруг осознаю, что это ты.
И понимаю: ведь не я — другой,
И все же я… И хочется очнуться,
Тебя такой, как ты сейчас, коснуться,
Такой, до слез забытых, дорогой…
А сквозь слои непрошенных веков
Уже сочатся вечные болезни:
Абсурдность слов и звуков бесполезность,
И неизбежность временных оков.
Наш паровоз вперёд летит
Бушует страстей столкновенье -
Война оппозиций и поз:
Низвергнут с высот идол-гений,
Ушел под откос паровоз.
Курьезы сменяют курьезы
В жестоком сближеньи планет:
О сколько же здесь берлиозов,
А скольких в помине уж нет.
В объятиях странных пространство
Со временем — слез наших соль,
Сиамское тесное братство,
Давильни людской колесо.
Бушует страстей столкновенье,
Расходятся Вера и Бог.
Слетают песчинки-мгновенья
На тысячелетья эпох.
Льют аннушки масло и слезы
На камни веков-мостовых,
И шеи трещат берлиозов,
И сколько еще будет их.
И новых их вдавят в пространство,
Поставив тавро у виска,
И двинется время бесстрастно
В иные века.
А пока…
Бушует страстей столкновенье -
Война оппозиций и поз:
Низвергнут с высот идол-гений,
Ушел под откос паровоз.
Рождаюсь — я чувствую это…
Рождаюсь — я чувствую это,
Рождаюсь в мучительных схватках:
Как зверь изменяет повадкам,
Так я изменяю заветам.
Заветы и снова заветы,
А это лишь страх поколений,
Лишь опыт кровавой планеты,
Такой голубой из вселенной.
А это лишь генов удушье,
А это лишь генов презренье:
Кому-то от умности душно,
Кому-то и глупость прозренье.
И воспоминаний за далью
О жизни, что "жить надо умно",
Я чувствую где-то — рождаюсь,
Но чтобы понять, что я умер.
Из цикла "P.S." Конец 80-х.
Я распахнул окно…
Я распахнул окно,
и ночь вошла желаньем,
И запахами звезд
в мерцании листвы.
Я душу распахнул,
чтобы понять — жива ли
Еще во мне душа
или уже — увы.
Я ночь вдохнул, и сон,
а, может, жизнь другая
Сочиться из меня
слезами стала вдруг.
И чувственный поток
сорвался, как бы каясь,
Пошел наружу, вон,
прервав судьбы игру.
Я плакал — и навзрыд,
как женщина, как мальчик,
Уже не видя звезд,
не смысля ни о чем.
Омытая душа
в себя смотрелась молча:
Так в зеркале свеча
освещена свечой.
Я бездну лет простить себе готов…
Я бездну лет простить себе готов
И тьму причин, и странных следствий сонм,
И кучу Новых без тебя годов,
Прошедших странным и единым сном.
Да все как сон, и виденный не мной: