— У-у…
Смутно знакомый низкий мужской голос не унимался, сон нехотя отступил, пришлось открыть глаза. Ночью она сползла по спинке дивана, а стопы по-прежнему стояли на полу, так что поза получилась несколько странной: будто нижняя половина тела сидит, а верхняя решила прилечь набок. Шевелиться не хотелось, хотя чувствовала, как на щеке проступает рисунок от грубой обивки.
— Да сколько можно спать?! — Картер демонстративно поднес к глазам платиновый Rolex. — Уже половина третьего!
— А что еще тут делать? — она демонстративно обвела глазами скромное помещение.
Бандит аж дернулся от возмущения, но чувство юмора взяло верх. Он коротко рассмеялся и присел рядом.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил, внимательно вглядываясь в ее лицо.
Она ненавидела, просто ненавидела, когда он так делал. У женщины все должно быть хорошо, так мама учила. Женщина обязана всегда быть веселой и приветливой — ее так воспитывали. Вопрос «Как дела?», обращенный к женщине, носит ритуальный характер, так какого черта он смотрит так, будто действительно ждет ответа?
— Нормально.
Он недоверчиво хмыкнул и снова положил руку на лоб. Широкая ладонь показалась прохладной, подумалось, что ей очень нравятся его руки — большие, с длинными сильными пальцами.
— Нормально?! Да ты вся горишь! У тебя температура под сорок!
Мужчина вскочил и принялся мерить комнату широкими резкими шагами.
— Я вызову врача.
— Не надо.
— Как это не надо?
— Все хорошо, я отлежусь.
Картер закатил глаза, казалось, с трудом сдерживается, чтобы не выругаться словами, которые не следует произносить в присутствии дамы. Разумеется, справился, сумел взять себя в руки.
— Ладно, — мягко произнес он, снова присаживаясь на диванчик. — Давай так: я принесу термометр, и, если температура ниже тридцати восьми, я дам тебе таблеточку от жара и оставлю в покое, — он развел руками. — Я отстану.
— А если выше?
— Тогда я вызову врача. Идет?
Она тяжело вздохнула, на споры не осталось сил. Да и есть ли смысл препираться? Заложница нужна живой. Ни один уважающий себя мафиози не станет рисковать делом из-за женского каприза. Она устроилась поудобнее, тело затекло от неестественной позы, щека зудела, под рукой не оказалось зеркала, чтобы полюбоваться красным узором от диванной обивки.
«Да не очень-то и хотелось!»
Достаточно просто лежать и смотреть, как похититель выходит из комнаты. К своему удивлению поняла, что совсем не боится. Этот человек точно не будет делать того, о чем Ирен, то есть мама, рассказывала шепотом. Он не такой, он не насильник. Малена не знала мужчины, не сложилось. Отец несколько раз находил женихов, но один погиб в автокатастрофе, семья другого разорилась. Старшие замужние сестры говорили, что судьба готовит для нее кого-то особенного, потом перестали. Ей уже за тридцать, неликвид.
Даже вспоминать тяжело, она с трудом удержала громкий вздох. Разрыв последней помолвки дался особенно трудно. Питер ей ровесник, крепкий парень с черными, немного дикими глазами. Мужчинам и женщинам нельзя веселиться вместе, но отец придерживался прогрессивных взглядов — позволял дочерям водить машину, посещать рестораны и другие увеселительные заведения, разумеется, в сопровождении родственников. Они часто веселились вместе, к тому же Питер не абы кто, а сын старинного друга отца, почти брата, поэтому он присутствовал на домашних вечеринках как член семьи. Им было хорошо вместе: они болтали обо всем на свете, много смеялись и, что самое главное, почти всегда над одним и тем же, они даже поцеловались, когда Ирен отлучилась на минуту, позируя фотографам на фоне своего портрета в гостиной. А потом между отцами пробежала черная кошка. Малена не знала, что именно случилось, о делах с женщинами не говорят. Знала только, что семья вернула калым и жених принял. Он даже не позвонил, не попрощался. Она не понимала, как так можно, сначала надеялась, ждала, держала при себе паспорт, чтобы по одному его слову убежать с ним. Кто бы что ни говорил, они могли бы пожениться.
Говорят, раньше вместо Благословенной Республики располагалась их маленькая страна в равном союзе с такими же небольшими, но свободными государствами, каждое из которых официально считалась светским. С ума сойти! Сейчас светской остались только Австралия. Верховный служитель сказал:
«Сам дьявол ее хранит, пока что».
А Питер говорил, что хранит ее мировой океан и отказ платить пособия мигрантам. Впрочем, тема старая. Их родина, до того как стать частью Республики, не всегда ограничивалась территорией нескольких островов. В совсем уж древние времена здесь стояла мощная империя, которая принесла много зла другим народам. Потом империи измельчали, но оставались богатыми, роскошь ослабила дух нации.
— Но мой папа живет в роскоши, — удивилась Малена. — Разве он слаб?
Жених смутился. Его папа тоже жил в роскоши и управлял заводами железной рукой. Журналисты не раз ругали условия труда в цехах.
— Мне и самому многое непонятно. В учебнике написано, что жители контента — слабые развращенные безбожники, но почему тогда они поделились деньгами с народами, которых прежде угнетали?
Она тоже не понимала, поэтому попросила оставить ей учебники. Конечно, женское чтение не поощрялось, но раз жених увлекается историей, то почему бы нет? Должна же она поддерживать разговор.
Книги сильно удивили. Хотя она и закончила женские высшие курсы — лучшее образование, которое доступно женщинам из состоятельных семей, ни о чем подобном читать нее приходилось. В их учебниках рассказывали в основном об абортах и разводах. Разводы не как у нас — если муж уходит, жена остается с ребенком — живите как хотите.
В мужских учебниках рассказывали невероятные вещи! Оказывается, если в разведенной семье оставались дети, мужчина платил алименты, до половины зарплаты, если детей много, содержать свою женщину он не был обязан. Даже в браке в древних семьях работали все, потому и детей рождалось мало. Сюрпризы не заканчивались: раньше женщины имели право носить брюки и устраиваться на работу без письменного разрешения отца или мужа, армия являлась защитником любви. Влюбленные, которые не могли получить согласие семей, обращались в ближайшую воинскую часть. Командир выступал переговорщиком, пытаясь договориться с родителями, если же ничего не выходило, свадьбу оплачивала армия, она же помогала новобрачным с жильем. Впрочем, военные помогали несчастным влюбленным в одной-единственной южной стране из правоверных, да у них такого больше не практикуют. Сейчас традиция осталась только в учебниках истории, не рекомендованных к изучению в женских школах. О том, чтобы обратиться в армию, не могло быть и речи. Беглецов ждал суд, мужчину приговаривали к штрафу в один дензнак, а женщину ждали двести ударов палкой и принудительное возвращение в семью. Потом о них никто не слышал, вместе с женщиной исчезал и позор рода.
Но существовали другие способы. Остались еще священники, которым для заключения брака достаточно согласия жениха и невесты. О них говорили шепотом, открыто заключать такие браки осмеливался только отец Мур, герой последней войны. Он потерял левую руку и повредил оба глаза, зато обрел Бога в сердце своем, так он говорил. Зрение, правда, вернули в Синайской клинике, но вера осталась. Он знал на память Священное Писание и вырастил сорок три сироты, многие из которых стали уважаемыми людьми.
«Можно убежать к нему»
«Но Питер не звал»
«Как так можно?»
Он такие слова говорил, проклятье, они же делились друг с другом самым сокровенным, Малена не сомневалась — между ними есть чувство. Или, может быть, Ирен права — мужчины другие, у них нет сердца, только амбиции и орган желания. Да, маму стоило послушать, ведь ей, дочке простого врача, удалось стать второй женой вдовствующего миллионера. Уж кто-кто, а она в мужчинах разбирается.
От грустных мыслей отвлек Картер. Он вернулся с оральным градусником.
— Ну же, куколка, — ласково сказал он. — Открой свой красивый ротик! Ну же!