Оставив парочку общаться на тему любви ко всему живому, я пошёл на кухню, где обнаружил Итачи, что-то заливающего в себя из кружки. Вспомнив про «розовое желе» его дорогого братца, я поприветствовал старшего Учиха.
— О, свет очей моих! Самый прекрасный из ныне живущих! Чего пьёшь? Чаёк или чего покрепче?
Итачи внимательно на меня посмотрел, изучая широкую «лыбу» и мои «влюблённые глаза». Должен же я отыграться хоть на каком-нибудь Учиха за использования меня в качестве подушки для обнимания?!
— Не думал, что это заразно, — хмыкнул Итачи.
— Да ладно тебе, могло быть и хуже, — ответил я, не подозревая тогда, что когда говоришь «могло быть и хуже», становится действительно хуже.
* * *
На следующий день после «любви и обожания» у Саске появилась затяжная хандра и депрессия с суицидальными наклонностями.
— Я не могу так жить, оставьте меня и дайте просто умереть, — началось утро с печального тихого, надрывного шёпота Учиха. — Я никому не нужен, и если бы вы всё знали обо мне, то давно сами бы меня убили…
Зная о возможных последствиях подобных настроений, я старался растормошить его, как мог, не давая Саске даже сомкнуть глаза.
Воспользовавшись клонами, я позвал кучу гостей. К нам пришли Сай, Шикамару, Сакура, Хината, Неджи, Ли, Карин с Суйгетцу, Джуго.
Народ делился новостями, мы поиграли в «Якудза», научив играть в эту игру Сая, Карин, Суйгетцу, Джуго и Итачи.
Кстати, Карин и Суйгетцу сказали, что через семь месяцев станут родителями, и пригласили всех нас на свадьбу.
Следующий день Саске громил мебель и жутко злился. Его Ки бешено взвивалось каждый раз, когда он кого-либо видел, поэтому, немного утихомирив свою агрессию (в особняке стало меньше посуды и ваз, а у Мито-сан больше незапланированных покупок), Саске ушёл медитировать в сад. Там как раз расцвели ирисы.
Четвёртый день «смены настроений» мне даже понравился, потому что Саске постоянно смеялся, хихикал и рассказывал всякие смешные истории. Отжигал по полной. У нас снова были гости, и мы классно провели время. После мы с Хинатой гуляли по саду и целовались. Выжившие чудом после вчерашней медитации Саске в саду ирисы ей понравились.
То ли это действительно оказалось заразным, как сказал Итачи, но мне захотелось просто отпустить свои чувства и эмоции. Прекратить думать о том, что всё… может в любую минуту прекратиться. Я решил не отравлять себе, возможно, последние дни жизни, поэтому много времени проводил с Хинатой, друзьями, Итачи, Саске, когда у того было всё более-менее под контролем. Даже миссий пока никаких не брал, попросив у бабульки Цунаде отпуск, тем более был повод: «вдруг Саске снова что-то учудит, а Итачи один не справится».
Пятый день прошёл в непонятных обидах. Саске с утра надулся и ушёл в сад. Вернувшись только к ужину, он сказал, что мы вредные и не пришли его утешить, когда он в нас так нуждался.
Шестой день я назвал «днём капризов». Хотя я даже не припомню, чтобы Саске хоть на толику так себя вёл. Как-то это было… странно.
— Не хочу вставать! — заявил он, когда я пришёл к нему утром.
— Ладно, поспи ещё… — согласился я.
— Не хочу спать… — ударил кулаком по подушке Учиха.
— А чего хочешь? — вклинился вошедший поприветствовать брата Итачи.
Ох, зря он это спросил. В этот день я даже с Хинатой не встречался, мы просто забегались выполнять прихоти Саске. Я даже с некой тоской и ностальгией вспомнил о Шион и её заморочках, которые я когда-то наивно считал «чересчур». Хотя тут же отогнал от себя эти воспоминания и последовавшие далее, не желая мысленно «изменять» Хинате.
За «днём капризов» последовал «день извинений». Как-то Кира Би рассказывал мне про одного парня из их селения, который постоянно извиняется… Думаю, они бы с Саске подружились на этой почве.
Извинения оказались заразны, потому что в этот день «извините», «простите», «я виноват», «мне нет оправданий» и «прошу прощения» звучали столько раз, что при встрече со своей девушкой я сказал что-то вроде:
— Извини, что опоздал. Блин, прости, что извиняюсь, но…
После «дня страха», «слёзного четверга» и «раздражённой пятницы» последовало затишье. И ещё несколько дней Саске переживал короткие всплески сменяющихся эмоций. Он, например, мог замереть, умиляясь, рассматривая чаинки в своей кружке чая. А на вопрос о том, что сделать на обед, швырнуть эту же кружку в стену, потом рассыпаться в извинениях и потребовать «zharenoi kartoshki». А когда Мито-сан не поняла, что он такого хочет, то расплакался и сказал, что мы просто его не любим.
Подобные скачки эмоций ещё больше нервировали Саске, чем даже растянутые на день, потому что ни он, ни мы не знали, что от него ждать в следующую секунду. Поэтому большую часть своих всплесков эмоций он предпочитал пережидать в одиночестве в саду. Мы с Итачи тоже не знали, куда себя деть. Хинату, кстати, со «дня извинений» отправили на какую-то миссию с Кибой и Шино. Причём я переговорил с долбоёбом, чтобы он вёл себя прилично с моей девушкой, а не как обычно. Он вроде бы даже обиделся на меня за это, но после «дня обид» Саске мне на это было просто плюнуть и растереть.
* * *
Мы с Итачи играли в шоги. Солнце палило нещадно, мы пили холодный чай. Саске медитировал в саду, но был в пределах видимости. Ева лежала головой на коленях Итачи.
Было так спокойно. Тихо. И немного странно. Собственное сердце словно билось под толщей воды.
— Знаешь, Наруто, ты напоминаешь мне моего брата, Шисуи… — вдруг ни с того ни с сего сказал Итачи, делая ход.
— Ты… — я вспомнил, что в прошлых жизнях Итачи что-то говорил про Шисуи. Кажется, тот шаринган, избавляющий Итачи от Эдо Тенсей, который он помещал в меня с вороной, принадлежал тому парню.