Горячая жидкость разлилась на подносе. Саске, не мигая, смотрел на осколки чашки.
— Плохой знак, — прошептал он.
— Да ладно тебе, Саске, — делано засмеялся я, хотя самого прошиб озноб. — Она просто была старая…
— Этой чаше раку* было около двух сотен лет, — заметил Итачи, — она сделана специально для горячего чая…
Но, посмотрев на ошарашенного Саске, он тут же добавил:
— Но, наверное, она, действительно, просто уже состарилась.
— Её срок вышел… — тихо пробормотал Саске, поёжившись и снова начав оглядываться.
* * *
Нервозность Саске передалась и нам с Итачи. К тому же стало происходить что-то вообще из ряда вон. Возле моего друга всё словно начало приходить в негодность. Разбивалась и раскалывалась посуда, истлевали вещи, его относительно новую кровать, купленную после нападения Пейна, сожрали термиты, так что, когда Саске лёг, она просто развалилась с подломленными ножками. В саду, возле того места, где он обычно медитировал, высохло дерево. В комнату Саске залетела толпа белых бабочек** и размазалась тонким слоем по стене.
Он совсем перестал есть и спать, стал угрюмым и старался избегать нас с Итачи, отчего-то свято веруя, что с нами тоже случится что-то плохое рядом с ним.
Даже Ева с того момента, как раскололась чаша Саске, перестала заходить в мой внутренний мир, предпочитая прятаться у «папочки».
Саске купил железную кровать и переехал на чердак. Через три дня после этого ночью из его новой комнаты раздался страшный грохот. Я подскочил и поспешил на помощь, прикидывая, что может вообще сломаться и так загреметь в пустой комнате с одной железной кроватью.
Саске в комнате не оказалось, но было открыто окно. Итачи забежал следом за мной.
— Хватит! Я понял! Я ухожу! — раздался громкий крик Саске откуда-то сверху, словно он старался докричаться до небес. От этой мысли в животе пробежал холодок.
Мы с Итачи поспешили на крышу.
Внезапно полил дождь. Настоящий ливень водяной стеной.
Саске сидел на крыше, закинув голову вверх, под этим ливнем и выглядел… умиротворённым.
— Саске? — окликнул его я. Он вздрогнул и открыл зажмуренные глаза.
— Ты уходишь? Ты не должен больше никуда уходить! — закричал я.
Вдруг словно пелена спала с глаз. Слежка, разбитые чашки, подломленные стулья, пролитый рамен, раны друзей, головная боль… я уже видел это раньше. Только раньше это происходило со мной. В те последние дни моих жизней, которые я никак не мог вспомнить.
Под этим пронизывающим ливнем меня затрясло. Его… Саске… моего друга… моего лучшего друга, который изменил всё… всю мою жизнь… хотят забрать, точнее выгоняют из этой жизни. Саске… Он слишком силён… Он, как и я когда-то… соглашается сам.
Он молчал, молчал и смотрел на нас сквозь этот дождь. Так печально и так обречённо.
— Отвечай же! — отчаянно завопил я, не сдерживая слёз. Из-за дождя всё равно их не видно.
— Я сейчас слишком устал, — тихо ответил Саске вставая. — Давай завтра всё расскажу.
Я чуть не взвыл. Да этого грёбаного «завтра» может уже не быть!
Но Саске уже спрыгнул с крыши, и нам с Итачи осталось только последовать за ним.
Он вернулся в свою комнату, достал футон и, сняв мокрую одежду, просто лёг на него и уснул.
— Он уснул, — констатировал очевидный факт Итачи. А я, глотая сковавший меня ужас, глухо ответил:
— Я… Побуду с ним. Не хочу… оставлять его, — мне просто страшно. Страшно, что я не обнаружу утром Саске и, может быть, даже не вспомню, что он был. А может, это наша последняя ночь и я тоже проснусь уже в следующей жизни.
Наверное, мы с Итачи уже слишком долго знаем друг друга, потому что он кивнул, порылся на книжной полке и сел в кресло читать книгу в серых, мутных сумерках утра, используя свой шаринган. Он ничего у меня не спросил, Итачи вообще почти никогда ничего не спрашивает, но я чувствовал, что он… как минимум не желает прощаться с братом, как и отпускать его без боя. Пусть даже боя с высшими силами. Я чувствовал его решительность.
Саске выглядел таким безмятежным, легко улыбался во сне, его дыхание было ровным. Я ловил каждый его вдох, боясь, безумно боясь…
Не знаю даже, сколько часов он спал, я смотрел на Саске, запоминая каждую чёрточку осунувшегося за последние недели лица. Чёрные волосы с седой прядкой. Тонкий изгиб слегка улыбающихся во сне губ. Полупрозрачная кожа. Бьющаяся венка на шее. Стрелки длинных ресниц, которые вздрогнули и раскрыли его нефтяные глаза, расширившиеся от удивления. Саске чуть нахмурился, увидев меня, покосился на читающего в кресле брата.
— Рассказывай! — потребовал я хриплым голосом.
Саске сел на футоне и, прочистив горло, сказал:
— Я собираюсь уйти из Конохи. Потому что у меня есть мечта, и для её исполнения мне придётся много путешествовать.
— Мечта? — подал голос Итачи, откладывая книгу. Саске долгим взглядом посмотрел на брата.
— Да, — кивнул он.
— А с кем ты разговаривал вчера? — осторожно спросил я.
— Просто… — замялся Саске. — Одна часть меня хотела отложить мечту на потом, но другая требовала выполнить её прямо сейчас. И только вчера мы пришли к соглашению, — неуклюже начал выворачиваться он.
— Да что за мечта-то такая?! — воскликнул я, чувствуя, что меня хотят крупно на... обмануть.
— А вот о ней я тебе могу рассказать, только когда исполню её, — со своим обычным пафосом изрёк Саске, вставая и одеваясь.