У нас был один парень, так тот получил по полной программе в обе половинки пониже спины. И вот лежит он, а мы его перевязываем. Санитар вколол ему морфия, и мы ждём вертолёта. А тот всё шуточки отпускает по поводу своего ранения ценою в миллион долларов, и шутит всё о том, как уже завтра поутру начнёт за медсёстрами ухаживать. Загрузили его в вертолёт, и тут он впал в шоковое состояние, и умер по пути на корабль-госпиталь.
Я продолжал служить в роте, но стал ещё и писарем в дополнение к тому, что был радистом. От патрулей меня освободили, потому что боялись, что я снова с катушек сорвусь. Кстати говоря, психиатры меня не лечили ― по своей воле отказался. Доктор спрашивает: «Как себя чувствуете?» «Нормально», — говорю. А он: «Ну ладно, всё». И всё?
Это как у меня три ранения, а «Пурпурного сердца» ни одного. Считалось что «Пурпурное сердце» ― для слабаков, никто не хотел получать «Пурпурные сердца». Ранения у меня по большей части осколочные ― куски моей собственной рации. Дважды с меня пулями сносило рацию, а один раз камнем попало. Наступательная граната разорвалась, и камень поразил меня в голень. А за то, что камнем попало, «Пурпурное сердце» не получишь ― разве что ты в звании майора или выше, или служишь в полковом штабе. Вот только как раз в те времена мы выяснили, что с тремя «Пурпурными сердцами» отправляют домой. И тогда-то все стали относиться к «Пурпурным сердцам» иначе…
К тому времени была достроена база в Дананге, началось строительство в Донгха и Фубае. База в Донгха появилась случайно, из-за того наступления через ДМЗ, но вот Фубай… Я вернулся в Фубай и глазам не мог поверить. Всего за пару месяцев там всё поразительно изменилось, и на месте прежней грунтовой ВПП появилась огромная авиабаза международного назначения.
А в Дананге было вообще как в цирке. Друг нашего первого сержанта ― муж или жених его дочери — служил в штабе дивизии, и мы зашли его навестить. Он говорит: «Пойдёмте ко мне, я вас пивом угощу». Он жил в доме, который делил с двумя офицерами. Это не сборный домик был, там был настоящий дом. У них там была стереоаппаратура, кухонные принадлежности и полный холодильник пива. А в двадцати милях[15] оттуда мы сидели по задницу в грязи. У меня аж в голове помутилось.
У него был большой плакат с Энн-Маргарет ― её сняли, когда она приезжала туда с концертом USO. Очень известная фотография. На ней тогда были брючки «капри» и свитер до середины бёдер. Когда она была на сцене, фотограф стоял под сценой и фотографировал её снизу вверх. На середине песни она подняла руки, и свитер из-за этого задрался. И через брючки очень чётко проступало, что и как у неё между ног. Это была чрезвычайно знаменитая фотография. Печатали её тысячами. Она разошлась по всей планете.
МОЛИТВЕННАЯ МЕЛЬНИЦА
Томас Бейли
Дознаватель
525-я группа военной разведки
Сайгон
Январь 1970 г. ― август 1971 г.
Когда я был в Камбодже, мы допрашивали однажды одного камбоджийского монаха-буддиста, который видел, как упал вертолёт. Мы пытались выяснить, куда он нахрен там упал. Происходило это в бункере, где был центр боевого управления ― оттуда они вели свои грёбанные битвы ― и царил там полный беспорядок. Мы сидели кружком на полу ― я сам, переводчик, который знал английский, майор-американец, который бегло говорил по-французски, полковник-камбоджиец, который знал французский, но не говорил по-английски (он всё пытался заполучить денег и оружия для своих вояк), и тот самый монах.
В общем, я задавал вопрос, и он передавался по этой цепочке до монаха, а потом тем же путём шёл обратно. Я выяснил, где лежит тот чоппер, отметил его местонахождение на карте, узнал, когда это произошло, какая была погода ― чтобы понять, далеко ли до него. Я попытался раздобыть побольше информации и спросил монаха: «После того как вы увидели, что он упал, что вы сделали?» В общем, вопрос прошёл по цепочке, а когда вернулся, раздался всеобщий смех. Он ответил: «Я прочёл приличествующую случаю молитву». Мы все смеялись, а камбоджиец ― пацанчик совсем, девятнадцати лет, с бритой головой ― начал почёсывать мою руку и заулыбался. Он до этого волосатых рук ни разу не видел.