Выбрать главу

Когда мне довелось наиболее близко пообщаться с вьетнамцем, это было очень даже дико, потому что однажды меня попросили поохранять пленного. Остальные во взводе были чересчур заняты, а после одной перестрелки они захватили в плен вьетнамца. Было ему лет сорок пять, могло быть и пятьдесят, и у него не было одной руки. Видно было, что рана на том месте, где его рука была аккуратно оттяпана, старая. Из-за этого я пришёл к выводу, что он, наверное, сражался с французами, и, возможно, был однажды пойман на воровстве, и ему отрубили руку, потому что многие легионеры, сражавшиеся за французов, были из Алжира, а здесь был пример типичной для Ближнего Востока формы правосудия.

Я попытался представить себе, как же он воевал, и понял, что он, должно быть, укладывал винтовку на предплечье руки, лишённой кисти, и так стрелял. Руки ему связать не могли, поэтому ему связали ноги, сунули мне М16, и я направил её ему в голову. Тут подошёл чернокожий взводный сержант и его избил. Он был просто вне себя от гнева, потому что только что погиб его подчинённый, и он начал тыкать его в половые органы штыком, говоря ему, что сейчас кастрирует. Помню, как этот старый партизан сидел там, зная, что в тот день его ждала смерть, и просто глядел прямо на меня. Тот сержант ушёл, оставив меня охранять этого пленного. М16 я навёл ему в лицо, и руки мои тряслись. Думаю, ещё немного — и я бы расплакался. Он глядел мне прямо в глаза, и этим действовал мне на нервы. Он знал, кто я такой. Он знал, что я не хотел его убивать, но мог бы и убить. Его глаза постоянно рыскали в направлении другой М16, которая лежала в нескольких ярдах[37] оттуда, и я понимал, о чём он думает. Я понимал, что он думает о том, что если бы он смог добраться до той М16, то, может, смог бы меня убить и сбежать. И я помню, что провёл тогда, наверное, самые ужасные пять минут в жизни, при этом я полностью осознавал свои эмоции.

Потом доставили офицера разведки и разведчика-вьетнамца. Не знаю, откуда они были — ВМС, морская пехота, ЦРУ или что там ещё. Но оба они бегло говорили по-вьетнамски, и они начали пытать этого пленного, окуная его головой в воду на всё большие промежутки времени, пока он наконец не сдался, не проковылял в избушку и не вытащил спрятанную винтовку, сам себя таким образом выдав. После этого они связали ему ноги цепью, привязали сзади к «Амтреку»,[38] и морпехи тащили его пару миль[39] по сельской местности, пока всё мясо с его тела не содралось.

Я никогда не забуду лица того человека, никогда не забуду его глаз, и я никогда не забуду, как держал винтовку, направив её ему в лицо. Я перевязал тому человеку раненую руку. Залатал его, чтобы его могли протащить по сельской местности. Я никогда не забуду, какого возраста он был. Было что-то такое во внутренней твердости этого человека, чего я никогда не забуду. Мне кажется, в тот раз мне довелось наиболее близко пообщаться с вьетнамцем. И тогда произошло что-то такое, что изменило мою жизнь.

Чем дальше от Дананга, всё более по-крестьянски жили там люди, и всё больше они были связаны с Вьетконгом. Все знали, что Ви-си приходят по ночам в деревни и даже ночуют там. Селяне нас не любили, они относились к нам враждебно, кроме нескольких районов типа Нуйкимсана, где они обнаружили, что из нас можно выкачивать кучи денег. Они открывали прачечные, бордели, занимались всякими грязными делишками, торговали марихуаной. Они, собственно, вдруг поняли, что такое капиталистический «средний класс». Как увидишь в деревне «Хонду» — сразу понятно, что средний класс там уже обосновался.

К удивлению своему я замечал, как американские пацаны, особенно с Юга, те, что воспитывались в религиозных баптистских семьях, с трудом смирялись с тем, чем им приходилось заниматься — несмотря на то, что коммунистов вполне можно было воспринимать как посланцев Антихриста, по понятиям определённых баптистских сект. Как правило, им трудно было убивать людей. Я видел, как некоторые очень чувствительные пацанчики начинали копаться из-за этого в себе и обнаруживать противоречия в своём образе мыслей. И, к несчастью, некоторые платили за это собственной жизнью, потому что стоило им начать рассуждать, они уже и на приказы реагировали чуток помедленней, и уже не так быстро решались выстрелить в человека.

Помню один ночной патруль. Мы шли по участку с песчаными дюнами. Ви-си с оружием перебежал через тропу прямо перед нашим головным. Тот был салага, и это был его первый ночной патруль. Ви-си остановился, посмотрел на него и побежал дальше. Головной мог запросто его пристрелить, но вместо этого сказал: «Стой, кто идёт?» Помню слова командира отделения: «Ты что, на хер, взаправду так сказал? Ты что, на хер, взаправду сказал “Стой, кто идёт?”»

вернуться

37

Ярд примерно равен 91 см.

вернуться

38

Плавающему гусеничному бронетранспортёру — прим. переводчика.

вернуться

39

3 км.