— Из чего? — всё так же смеясь, и весело переглядываясь друг с другом, спросили они.
— Откуда я знаю, точно не золотой, видно же.
— А почему не задекларировали? — еле успокаиваясь, поинтересовался у меня лейтенант.
— Это сувенир, подарок. Они у вас на центральном рынке гроздьями висят. Их надо декларировать? Простите, я не знал.
Они снова захохотали. Видимо, сегодня я был на редкость остроумен.
— Мы передаём ваше дело в суд. Изымаем ваше имущество, и передаём в суд. Вы задерживаетесь до суда, — наконец, объявили мне они.
— Это шутка такая? — спросил я, чувствуя, что голос у меня пропадает.
Лейтенант снял фуражку, вытер пот, и ответил:
— Никаких шуток, понял?
— Стоп, стоп, стоп, — сказал я. — Давайте иначе построим разговор… Господа полицейские, как мне решить эту проблему?
— А на коньячок кинь нам, — просто сказал прапорщик.
— У меня есть одна тысяча рублей, я могу её отдать, — быстро ответил я.
Полицейские переглянулись.
— Мало, — совершенно спокойно сказал прапорщик.
«Этот чёртов Сталин стоит пятьсот рублей на рынке», — вспомнилось мне не очень кстати.
— Две тысячи, вот, — сказал я, извлекая две купюры из кармана, и с неприязнью чувствуя, что у меня вспотела рука.
— До свидания, — ответил мне прапорщик, взяв, не глядя, купюры, и тут же убрав их в просторный карман полицейских, с лампасами, брюк.
— А чемодан? — спросил я.
— Мы сами отправим, — сказали мне.
— Берегите себя, — пожелал я, выходя.
— Всё у вас, москалей, не так, — пробурчал прапорщик, закрывая за мной дверь с равнодушным видом.
«Такое откровенное разводилово! В аэропорту! Крупнейшего, как они это называют, европейского города!» — восклицал я мысленно, весь в треморе и раздрае.
Денег мне было не жалко — но я поверить не мог, что так возможно поступать: ничего не опасаясь и ни о чём не волнуясь! И этот их, ещё, хохот. Отвратительно. Просто отвратительно.
Едва ли надо объяснять, что со мной так себя вели, потому что я был человек с российским паспортом. Если б на моём месте оказался украинский писатель Андрухович, ничего подобного не случилось бы никогда.
На всего забавнее был случай, когда мы с Марыськой уезжали из того же Львова, годом раньше, или годом позже, на поезде.
У нас было купе, с нами ехала пара — судя по всему, муж и жена, только постарше нас лет на десять.
Едва тронулись, мы у них спросили, сколько идёт поезд.
Они отвернулись и не ответили. Жена моя ещё раз, на всякий случай, повторила заданный вопрос — весь скривившись, наш сосед пробурчал что-то невразумительное на мове, и мы оставили их в покое.
Так, не обменявшись и словом, проехали весь путь.
В Москве, не попрощавшись, вышли, и отправились, как я было подумал, каждый в свою сторону.
Через три минуты в метро меня кто-то ловит за плечо и тут же, слёту, спрашивает:
— Не подскажете, а до Арбатской как добраться?
Смотрю: а это мой сосед по купе, который не разумеет ничего, и жена его с ним.
— О, — говорю, — что за встреча! Уже выучили язык?
…мне сейчас бросятся рассказывать, что в Киеве каждый второй говорил по-русски, и во Львове таких случаев не было никогда, потому что быть не могло, — ой, я знаю, знаю, и про щедрость украинцев всё знаю, и про их сердечность, и по-русски со мной тоже чаще разговаривали, чем нет…
Тем не менее, все эти истории я, к сожалению, не выдумал, не было такой нужды; более того — подобных случаев произошло со мной куда больше; но даже вспоминать о них брезгливо.
И если со мной произошла дюжина таких историй, то с десятью людьми из России — уже сто, а с сотней — вся тысяча, а с тысячей — тысячи. И это был уже не симптом, а диагноз: внутри милого, доброго, чудесного братского народа — чья кровь течёт и во мне — поселились бесноватые люди.
Вялая русофобия сплеталась с куда более жёстко очерченной неприязнью к Донбассу — о которой я тогда ещё толком не знал, но отлично знали другие.
Андрей Манчук, украинский «левак», мой знакомец, ещё в сентябре 2011 года опубликовал статью «Донбассофобия», позволим себе процитировать её.
«“Спасибо жителям Донбасса за президента-пидораса!” Этот слоган, который скандировали с трибун несколько сотен болельщиков киевского “Динамо”, стал лозунгом и паролем нынешней оппозиции правящему режиму. В последние недели его можно слышать буквально отовсюду — из уст Юлии Тимошенко, в эфире телевизионных шоу и в интернет-комментариях национал-демократических офисных клерков. Почти каждый раз эти слова срывали аплодисменты патриотической публики — будь то дружные хлопки в студии у Шустера или несчётное количество одобрительных “лайков” на страницах фейсбука.