— Я верю тебе. — Роберта закрыла глаза, чувствуя себя ужасно несчастной.
— Спасибо. Ты, возможно, единственная, кто мне верит, — с горечью ответил он, не поворачиваясь от окна. — Этот рейнджер доставляет тебе много неприятностей?
— Ничего такого, с чем бы я не справилась, — солгала она.
— На этот раз я вляпался в дерьмо основательно, да?
— Ничего, Конни, выпутаемся. Вместе. — Она помолчала, ожидая, что он согласится.
Конрад раздвинул жалюзи пошире, чтобы лучше разглядеть из окна улицу.
— Я еще не все тебе сказал.
Страх сжал ее сердце.
— Что еще?
— Я думаю, меня подставили.
Роберта застыла, кровь бросилась ей в лицо.
— Подставили?
— Я случайно появляюсь в доме Болдуина сразу после того, как его убили. И тут же обо мне начинают говорить как об убийце.
— Ничего еще не доказано. Кто, кроме Болдуина, знал, что ты собирался к нему тем вечером?
— Никто. По крайней мере, я никому об этом не говорил. Той ночью я позвонил ему из таксофона, значит, кто-то был у него и узнал, что я должен прийти. — Конрад сжал зубы. — Знаешь, Бетти, я боюсь, здорово боюсь. Но еще больше меня разбирает злость. Кто-то использовал меня, я это чувствую.
По спине у Роберты пробежал холодок.
— Почему ты так думаешь? Кому нужно подставлять тебя?
— Не знаю. — Он взглянул на часы. — Но я здесь слишком задержался. Ты собираешься сдать меня полиции, Бетти?
Выражение глаз ответило за нее даже прежде, чем она покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.
— Мне пора. — Он нежно коснулся ее руки, потом поднял трубку телефона, стоящего на ночном столике, и набрал номер. Закончив разговор, он снова обернулся к окну. На дорожке под окном в бледном свете уличного фонаря ясно виднелась одинокая мужская фигура. Калифорнийский рейнджер. Секундой позже он наконец увидел желаемое — торопливо переходящего улицу отца Валенсио.
Конрад изучал рейнджера еще какое-то время, потом потянул шнур и опустил жалюзи.
Страх, который Роберта испытывала из-за брата, еще больше усилился, когда она увидела безнадежность в его глазах. Она чувствовала тревогу и смятение так, словно они были ее собственными. Ей хотелось встать и пойти вместе с ним, чтобы доказать всему миру, что он никогда не мог совершить такой вещи, как убийство.
Покинув палату Роберты, Юджин решил покараулить снаружи, недалеко от входа в больницу. Он видел, как несколько человек вошли в церковь, располагавшуюся прямо напротив больницы. Еще несколько человек вышли оттуда и двинулись в его направлении. Он слегка посторонился. Переведя взгляд на место парковки автомашин, он прищурился, вглядываясь в быстро надвигающуюся темноту.
Еще несколько человек вышли из больницы. Одни направились к своим машинам, другие заторопились к церкви напротив. За исключением священника, спешащего в больницу, все выглядело как обычно.
Распрямив плечи, Юджин двинулся к месту парковки автомашин. Он был уже на углу, когда краем глаза неожиданно заметил тень в угловом окне на четвертом этаже больницы. В окне палаты Роберты.
Он напрягся. За жалюзи мелькнул проблеск света, будто их только что закрыли. Нахмурившись, он задал себе вопрос, не могла ли это быть Роберта.
Юджин не успел еще до конца обдумать эту мысль, а его длинные мускулистые ноги уже несли его, перескакивая через две ступеньки, по бетонной лестнице больницы. К тому времени как он домчался до палаты Роберты, от пробежки по четырем лестничным пролетам у него слегка сбилось дыхание.
Когда он ворвался в палату, на него смотрели две пары глаз, удивленных и виноватых.
Роберта лежала в постели. Юджин перевел пронзительный взгляд синих глаз на священника.
— Падре, я предлагаю вам отойти от кровати и встать у стены.
Аскетическое лицо священника выразило удивление, но он безропотно повиновался.
Сердце Роберты затрепетало, однако на лице ее не дрогнул ни один мускул.
— Вы что-нибудь забыли, мистер Эронсон? Или вам нужно исповедаться? — спросила она.
— Едва ли, — пробормотал он, подходя к священнику.
— А жаль, — без всякого выражения изрекла Роберта. — Уверена, что отец Валенсио был бы рад услышать вашу исповедь.
Юджин слегка вздрогнул, а когда заговорил снова, его голос звучал холодно:
— Я здесь, мисс Стаут, чтобы услышать вашу исповедь.
Взгляд Роберты оставался ясным и твердым.
— Тогда, боюсь, вы будете разочарованы.