Степаниду обдало жаром, а когда она увидела, как рыженькая девчонка в очках стала разрезать на мелкие кусочки сало, Степаниде показалось, будто разрезают на те же кусочки ее сердце. Ей хотелось закричать, отогнать прочь от стола рыженькую, схватить все, что уже на стол выложено, взять за руку дочь, увести ее куда-нибудь и тайком покормить одну без этих подружек, без тех, кто живет в пятнадцатой и без ребят… Она не могла спокойно смотреть на все, что происходило, и сказала: ей некогда, ее ждет на улице та старушка, что приходила с ней сюда.
— Мама, зачем же уходить? У нас есть где переночевать. Некоторые ушли на дежурство, их койки свободны, — стала упрашивать Арина.
— Завтра еще приду. Проводи меня, Арина, — сказала Степанида, не взглянув на ее подруг, а в полуосвещенном длинном коридоре она процедила в лицо дочери: — Должно, всех в общежитии нынче кормить будешь.
— А как же, мама, у нас все время так: у кого что есть, тем и делимся, — простодушно и, как думала мать, по-глупому отвечала дочь.
— Я тебе карточки принесла до конца этого месяца, раздобуду и на следующий.
— Какие карточки? — испугалась Арина. — Нет, нет, мама, я не возьму, не надо мне, это стыдно…
Степанида шла по заваленной снегом улице, бранила про себя неразумную дочь, а вместе с ней и всю отцовскую породу. Арина и лицом, и характером пошла в Савелия. Тому, бывало, ничего не стоило пораздавать задаром все, что выросло в саду и в огороде, или у кого-нибудь ограду наладить, помочь дом перекрыть без копейки для себя… Вот и дочь такая же — все пораздаст, от карточек, дуреха, отказалась… Еще там, в девичьей комнате, у нее промелькнула мысль найти Арине частную квартирку, похожую на ту, как у Макаровны, да ведь не согласится она уйти от объедал-девчонок…
Потом Степанида стала думать об одежде для дочери, а в эти мысли врывалось желание поскорее очутиться в доме Макаровны, где ждут ее тепло, вкусный ужин, патефон и Терентий Силыч.
6
Последний день старого сорок первого года выдался необыкновенно холодным, но тихим. Поразбойничали ветры, побушевали бураны, оставив после себя такие сугробы-намети, что кое-где к баракам пришлось пробивать чуть ли не туннели в снегу.
Утром Кузьмин пригласил к себе Леонтьева и вслух прочел ему проект новогоднего приказа по заводу.
— Думается, что приказ отражает реальное положение наших дел, — поспешил директор с заключением.
Помолчав, парторг Леонтьев сказал:
— Если вы так считаете, подписывайте — и с плеч долой, как говорится. Но, Александр Степанович, не кажется ли вам, что даже чудесный новогодний праздник не дает оснований для хвалебных песнопений? А в проекте, извините, звучат песнопения по принципу: всем сестрам по серьгам.
— А что ты предлагаешь? — хмуро спросил Кузьмин.
— По-моему, надо посмотреть правде в глаза и отметить только строительный цех и деревообрабатывающий. Они больше всех сделали и не кивали на погоду, которая мешала им сильнее, чем, скажем, инструментальному или сборочному.
— Но позволь, Андрей Антонович, где же логика? На прошлом заседании парткома ты не то что камешки, а глыбы швырял в огород строителей: и то не сделали, и это недовыполнили…
— Недостатки у них были и есть, о чем и шел откровенный разговор, не имеющий отношения к праздничному приказу. А логика в том: кто больше способен сделать, с того и спрос выше.
— Хорошо, я подумаю над проектом приказа, — неохотно согласился Кузьмин.
Еще раньше было решено, что директор, парторг, председатель завкома побывают предновогодним вечером в цехах и поздравят рабочих с наступающим праздником. Леонтьев решил съездить к инструментальщикам. Днем он проверил машину, чтобы ночью не подвела в недалекой дороге, и отправился в достраиваемое ремесленное училище.
— Через полтора-два месяца будем под крышей! — с радостной уверенностью говорил Артемов, оглядывая вместе с парторгом будущие помещения для практических занятий, классные комнаты с еще не оштукатуренными стенами, пустыми оконными и дверными проемами. — Сейчас мы силы перебросили на доделку общежития и столовой, — пояснял он.
— Работы многовато. И если взглянуть реально, то весной справите новоселье, — сказал Леонтьев.
— Эх, Андрей Антонович, нетерпение гложет! — Артемов огляделся по сторонам и шепотком продолжил: — Я только вам о нетерпении говорю, а для строителей у меня слова иные. Слышу — кой-кто из них поговаривает, что дела, мол, на фронте идут успешно, что новый сорок второй год будет победным, а значит, возвращение не за горами и нет особой надобности стараться… Никаких нет у меня возражений относительно победного сорок второго и возвращения, но здравый взгляд, к сожалению, другое подсказывает: долгонько придется нам работать в Новогорске.