Выбрать главу

— Заходи, Дворников, — остановила его она и указала на лежавшую перед ней «Комсомольскую правду». — Вот с кого должна брать пример ваша фронтовая бригада, с героя, с Виктора Долгих!

— Мы думаем зачислить Виктора Долгих в нашу бригаду, — сказал он.

— Вот это дело! — подхватила Зоя. — Я читала в газете, как на одном заводе зачислили погибшего бойца в бригаду, выполняют за него норму, а зарплату перечисляют в фонд обороны.

— И мы так будем делать, — согласился Борис.

Марине Храмовой было неудобно признаться, что ничего подобного ей в газетах не встречалось, но она заявила:

— Я тоже читала. Правильно, что зачислите Долгих в бригаду. И что «боевой листок» будет, посвящен герою-бронебойщику — тоже правильно. Действуй, Сосновская. Меня приглашает Рыбаков. Пока.

В инструментальный Марина завернула по дороге, чтобы увидеть Женю Смелянского, к Сосновской она зашла для формы: была в цехе и не побеседовала с комсомольским секретарем — непорядок!

У горкомовского здания Марина Храмова увидела Леонтьева. Подняв капот, он копался в моторе легковой машины. «Первый секретарь и сам же возится… Несолидно, Андрей Антонович», — подумала она, завистливо поглядывая на Леонтьева. Эх, везет же людям… Кем приехал в Новогорск Леонтьев? Рядовым начальником цеха, а кем стал? В парткоме у него была легковая машина, а теперь и подавно… Ей вдруг вспомнилось заседание парткома, на котором избирали Маркитана парторгом. За что, за какие такие заслуги избрали Семена Семеновича? Почему никто не вспомнил о ней, Марине Храмовой? Парторг и комсорг — разве много разницы в их делах? Да получше Маркитана справилась бы она с должностью парторга… Прежде Марина Храмова позволяла себе делать замечания редактору — плохо освещаете комсомольскую работу, зря сократили мою статью… А теперь попробуй сделай замечание, хотя на плечах Маркитана и осталась многотиражка…

— Здравствуйте, Андрей Антонович, — поздоровалась она.

— Добрый день, Марина, — отозвался он, продолжая что-то подвинчивать.

Она стояла возле машины, ожидая, когда секретарь горкома поинтересуется ее делами, спросит, откуда и куда она идет. Он почему-то не интересовался и не спрашивал.

Леонтьев опустил капот, потом стал вытирать руки, поглядывая на Марину. Вместо гимнастерки, юбки защитного цвета, хромовых сапожек на ней были туфельки, сшитое по фигуре шелковое платье с короткими рукавами и крохотным вырезом на груди. Загорелая, осанистая, голубоглазая, с еще более посветлевшими на солнце кудрями она выглядела красавицей. «Наверное, пойдет в инструментальный очаровывать Смелянского. Что-то не поддается инженер ее чарам», — подумал он.

— Андрей Антонович, в «Комсомольской правде» описан героический подвиг нашего бывшего рабочего, — сказала Марина.

— Читал, жалко парня.

— Есть решение зачислить героя в одну из бригад с выполнением нормы за него.

— Отличное решение. Ты не забудь сообщить об этом в «Комсомольскую правду».

Марина воссияла. Ей стало казаться, что мысль о зачислении героя в одну из бригад инструментального цеха идет от нее, комсорга, в горкоме комсомола можно так и сказать: Андрей Антонович одобрил решение заводского комитета, а комитет — это в первую голову она, и под статьей в газете будет стоять ее имя…

— Настоящим солдатом оказался Виктор, хоть мы с тобой и поругивали его, — сказал, садясь в машину, Леонтьев.

Сегодня он решил проехать по колхозам, где на уборке работали горожане, узнать, как идут у них дела, чтобы доложить об этом ближайшему пленуму горкома. По дороге он внутренне подшучивал над собой, над своим непоборимым желанием вновь повстречать Елену.

Перевалив через гору, Леонтьев опять увидел уходящие за горизонт поля и стал сравнивать, что изменилось в их облике за прошедшие дни. Там и сям виднелись копны соломы, помахивали своими крыльями конные жатки, в вслед за ними шли группками женщины-сноповязальщицы. Но многие хлебные поля были еще не тронутыми, они желтели под ярким солнцем, ожидая своего часа и своего хозяина. А хозяин медлит, и Леонтьеву была понятна причина этой непозволительной медлительности: хозяин слабосилен, многие и многие сыны его сейчас вынуждены трудиться на другом поле — на военном… Леонтьеву припомнилось, как в горком приходили, звонили руководители городских предприятий и учреждений, жалуясь: оголяем производство, поставлено под угрозу выполнение плана… «Сюда привезти бы вас, жалобщики, да ткнуть носом — видите, поля не убраны», — раздумывал он, прикидывая, откуда и как наскрести еще сотенку-другую людей на уборку хлеба.